«В российском бизнесе все просто». Евгений Шароварин: об уходе в найм, космосе и свободе

До конца 2016 г. Евгений Шароварин был известен в Екатеринбурге как продюсер ИТ-проектов. После продажи своей компании «АСК», занимавшейся автоматизацией цехов, предприятий и даже станций метро, московской LETA GROUP бизнесмен сосредоточился на том, что стал искать людей, деньги и другие ресурсы под новые идеи и направления. В 2011 г. Шароварин вместе с Дмитрием Калаевым, Алексеем Костаревым, Сергеем Вахониным и Сергеем Показаньевым даже основал венчурный фонд Red Button Capital, призванный финансировать ИТ-стартапы. Бизнесмены договорились, что вложат в перспективные проекты $5 млн собственных средств и будут привлекать деньги инвесторов, которые хотят диверсифицировать бизнес.

Тогда мы были полны фантазий, что сумеем заработать на стартап-рынке, создадим русскую Кремниевую долину, станем миллиардерами, но, честно говоря, из этого ничего не вышло, — рассказывал DK.RU Евгений Шароварин. 

После он сконцентрировался только на одном проекте «Геоптикс», связанном с мониторингом нефтяных скважин — чтобы пользователь мог добывать черное золото более рационально, а в конце 2016 г. неожиданно для многих ушел в найм, став заместителем главы НПО автоматики по продукции гражданского назначения. Незадолго до этого на предприятие пришел новый генеральный директор, экс-глава свердловского Минпромнауки Андрей Мисюра, который взялся за обновление команды и всех процессов. В интервью DK.RU он рассказывал, что намерен увеличить долю «гражданки» в обороте НПО с 27 до 50% и выходить на новые рынки. 

К тому моменту предприятие уже работало по транспортному направлению, запартнерившись с СП Siemens и Группы Синара заводом «Уральские локомотивы». К нему добавились рынки автокомпонентов, грузового транспорта, горнодобывающей продукции. Пришли победы в нескольких тендерах «Уралмашзавода» и контракты на изготовление кабин для экскаваторов. Набрала обороты новая тема — сельхозтехника. Удалось заключить долгосрочный договор с компанией «Ростсельмаш» на поставку систем управления для комбайнов. Теперь же, по словам Евгения Шароварина, НПО автоматики вышло на сложный рынок Беларуси и подключилось к программе частной космонавтики в России. 

Топ-менеджер честно рассказал DK.RU о том, что изменилось в его жизни после того, как он перестал заниматься частным бизнесом, почему возможность творить важнее денег и когда ракета с системой управления от НПО автоматики повезет первых космических туристов с нового российского космодрома.

Вы вышли почти из всех своих бизнес-проектов и устроились в НПО автоматики в том возрасте, когда люди обычно, наоборот, стремятся перестать «работать на дядю» и начать собственное дело: опыт накоплен, есть средства, сил еще много. Что стало причиной? 

— Возраст здесь ни при чем. Все компании, которые я когда-либо создавал, нужны были мне для того, чтобы потом их продать. Вообще в российском бизнесе все просто: если ты маленький частный инвестор и тебе предлагают за компанию хорошую цену, нужно сразу продавать. Второй раз могут не предложить.

Конечно, государство делает многое для поддержки как малых предприятий, так и инновационного бизнеса вообще. Этим занимается и Минпромторг, и региональные структуры, в частности, Областной фонд развития предпринимательства. Это очень ценно, осталось только создать механизмы роста. То есть нужна определенная экосистема. Как в лесу — деревья, мох, травка, грибочки: если чего-то не хватает, все живое гибнет. Экосистема не возникает мгновенно, поэтому все сделки сейчас разовые. И если твой бизнес кого-то заинтересовал, долго раздумывать не стоит.

Не было ли сожалений о принятом решении? Может быть, психологически было непросто осознать, что теперь вы работаете не на себя?

— Я довольно взрослый человек, и мое решение было абсолютно осознанным. Я не рассматриваю работу здесь через призму того, в найме я или нет. Вообще успешный бизнес может получиться и когда человек совсем молод, и когда ему за сорок. В первом случае работа на себя просто полезна, потому что позволяет почувствовать на кончиках пальцев, как работает экономика, что такое прибыль, реализация, клиент, сотрудник. И молодость может помочь справиться с неудачами, компенсировать отсутствие опыта — когда ты юн, можешь сквозь стены проходить, просто потому что у тебя энергии полно.

Другая история, когда бизнесы создаются людьми, которые сделали карьеру в какой-то отрасли: в металлургии, энергетике, приборостроении, авиакосмической промышленности — неважно, где. Они хорошо знают потребности отрасли, у них есть имя, они знают нужных людей, знакомы с технологией и могут предложить своей сфере что-то действительно нужное. Такие малые предприятия могут быть очень эффективны.

Евгений Шароварин — лауреат премии «Человек года — 2011» (учредитель — издание «Деловой квартал») в номинации «Информационные технологии»

И всегда, на мой взгляд, у стартаперов есть два мотиватора, из-за которых они начинают делать свой бизнес: первый — деньги, второй — амбиции, задачи. Лично я бизнес для денег поделал. А в НПО есть возможность решать такие задачи, к которым я не смог бы подобраться в рамках малого бизнеса — не было достаточных ресурсов. В остальном я как раньше ходил на работу и руководил, так и сейчас делаю — стиль моей жизни не изменился. За исключением того, что раньше я управлял всем предприятием, а теперь отвечаю за один сегмент. Просто потому, что предприятие очень большое. 

Селфи с земным шаром за $250 тыс.

Почему именно НПО автоматики? Вы как приличный советский ребенок мечтали стать космонавтом?

— Я не мечтал стать космонавтом как водителем ракеты, а вот строить ракеты я хотел. С четвертого класса не вылезал со станции юных техников. Но дело, конечно, не в этом, а в масштабе задач.

Какие они, например? 

— В целом команда занимается тем, что разрабатывает, производит и продает продукцию гражданского назначения. Это, например, автотракторная электроника — искусственный интеллект, который позволяет комбайнам работать беспилотно. Доставили машину на место, она с помощью спутника отследила, где находится, поняла объем и фронт работ и поехала. Такому комбайну не нужен перерыв на обед, он не хочет спать и не устает. Сельхозпредприятиям это позволяет оптимизировать расходы и в итоге выращивать продукции больше и дешевле. Также мы делаем электронику для энергетики, для железнодорожного транспорта — системы диагностики и тяговые преобразователи, например. Плюс системы управления для ракет, предназначенных для космического туризма.

Речь о частном космическом проекте?

— Да. Мы участвуем в проекте «КосмоКурс» по выведению туристов в космос. В Нижнем Новгороде строится космодром, предполагается, что с него туристы будут взлетать, смотреть на Землю, видеть, что она круглая, делать селфи с шариком, ощущать на себе невесомость, получать позитивные эмоции и минут через 20 благополучно приземляться на этот же космодром. Этим проектом занимается один из российских инвесторов, мы создаем систему управления для ракет.

Когда можно будет полететь и сделать селфи с Землей?

— По плану первая ракета взлетит в 2025-2026 гг. Затем будут сертификационные испытания, отработка, должно будет состояться определенное количество пусков — чтобы убедиться, что все надежно. Стоить полет будет не так дорого, кстати. Если верить ценнику на сайте проекта, стать космонавтом можно будет за $250 тыс. Мне, например, зарплата слетать в космос не позволяет, но есть люди, которые занимаются бизнесом, покупают вертолеты, яхты, дорогую недвижимость. Им полет может быть по карману. Почему нет.

Считается, что в плане частной космонавтики всех опережают США — то и дело появляются статьи о том, что один Илон Маск эффективнее всего Роскосмоса, что Россия за последние 15 лет в принципе безвозвратно проиграла космическую гонку. По-вашему, это так?

— В последние 15 лет я не имел никакого отношения к космосу и не могу ответить на этот вопрос. Да, Штаты делают мощные и качественные шаги в этой сфере, в первую очередь, благодаря тому, что отдали ближние орбиты частникам, а государственные инвестиции делают в дальние космические проекты — полеты на Луну, Марс. Это кажется правильным. Думаю, и Россия пойдет этим путем. 

Вы работаете только с российскими заказчиками? 

— Пока да, хотя ничего не мешает нам выйти на зарубежные рынки — по некоторым позициям мы планируем это сделать. Уже начали работать с Беларусью, сделали приборную панель для МАЗ, сейчас она находится на испытаниях. Они проходят успешно, когда закончатся, мы начнем поставки. 

Вы сами выходите на клиентов или они обращаются к вам за решениями?

— Как говорила моя бабушка, еда за пузом не ходит. Чтобы получить контракт, нужно ездить на предприятия, разговаривать с руководством, обсуждать проблемы, понимать новые задачи. С белорусами мы, например, познакомились, приехав в Минск в рамках делегации Свердловской области. В этом смысле наш Минпром, губернатор и госкорпорация «Роскосмос» уделяют внимание межрегиональному и международному сотрудничеству — это, конечно, больше организационная помощь. И мы этим воспользовались. Хотя рынок Беларуси тяжелый — там есть собственное приборостроение, и на очень приличном уровне. Но и мы не хуже.

Страшно ли для вас, когда кто-то из крупных заказчиков приостанавливает конвейер — как «Ростсельмаш», например?

— Это происходит каждый год — приостановка абсолютно плановая, о ней известно заранее, делается это для проведения профилактических работ. Сотрудники в эти моменты уходят в отпуска, к работе приступают ремонтные бригады. Конвейер, как любой механизм, нужно обслуживать, и предприятия выбирают для этого время, когда спрос на продукцию наименьший. Условно говоря — окончание уборочной: спрос на комбайны минимален. Все, кто хотел купить машины, сделали это до начала уборочной. Все, у кого техника сломалась в процессе, купили новую в это же время.

А когда работы окончены, никто комбайны не берет — нужно сначала продать зерно и получить деньги. Это оптимальное время для тех, кто работает в сельскохозяйственном машиностроении, для остановки конвейера на профилактику. Бывают остановки и по другим причинам, о которых я просто ничего не могу сказать. Важно, что со всеми заказчиками мы выстраиваем долгосрочные и взаимовыгодные отношения, и открыто говорим о трудностях, чтобы совместно их преодолевать.

«15% хлеба на планете убираем мы»

Вам было легко перестроиться на новый формат работы? НПО автоматики — предприятие серьезное, большое. Наверняка здесь нет той свободы, к которой вы привыкли, работая на себя?

— Улыбаемся ли мы на работе? Да. Мы не сидим с суровыми лицами. Вообще, что значит, серьезное предприятие? Когда ты делаешь вещи, требующие высокой надежности и ответственности, а управляющая электроника для транспорта — что для железнодорожного, что для автотракторного, что для космического — должна отвечать высочайшим требованиям по надежности. Потому что отказ таких систем зачастую может быть связан или с большими авариями, или — не дай бог — с человеческими жертвами. Поэтому существуют процедуры, выполнение которых обязательно. Они, как говорится, написаны кровью и придуманы, чтобы избежать ошибок в проектировании, в технологиях и так далее.

Поэтому что касается технологических ограничений, то, конечно, в маленькой компании в этом смысле попроще и подинамичнее. Здесь же приходится соблюдать процедуру, но по-другому такая продукция просто не делается — ни у нас, ни за границей.  

Я прекрасно понимал, что любая большая компания — это бюрократия. И НПО автоматики, и Google — что угодно. Но у нас на предприятии работают специалисты, чья задача — по максимуму освободить от бюрократических аспектов представителей творческих профессий: конструкторов, программистов, разработчиков электрических схем. Такие спецы являются проводниками между бюрократической машиной и творцами. Благодаря этому у нас среди разработчиков огромное количество молодежи. У нас вообще довольно молодая команда — и в службе гражданской продукции, и в аппарате управления предприятием. Я, пожалуй, один из самых возрастных.

Обычно молодежь стремится на работу в Яндекс, в «СКБ Контур». Там самокаты, плюшки, аэрохоккей…

— Аэрохоккея у нас нет, наверное, стоит завести. Но наш офис разработчиков не слишком отличается от офиса Яндекса или «СКБ Контура»: рисуночки на стенах, диванчики, спортзал и кафешечка — присутствуют. Дело ведь не в том, Яндекс это или не Яндекс, прикольно сделано пространство или еще прикольнее. Это просто требование времени. Если человеку на рабочем месте комфортно, он трудится лучше, меньше устает, у него повышается производительность. Просто сейчас рабочее место — такое. Это не хорошо и не плохо. Так должно быть. И в Советском Союзе занимались эргономикой рабочих мест, сейчас другая эргономика — она связана не только с качеством стула, но и с тем, насколько рабочее место соответствует представлениям человека о жизни, его культуре, воспитанию. Поменялась культура — поменялось рабочее место. В общем, ничего сверхъестественного.

Приходится ли вам конкурировать за программистов и инженеров, или они стоят к вам в очередь — за задачами?

— В очереди никуда не стоят — ни к нам, ни в Яндекс. Это связано с тем, что сейчас рынок работника, а не работодателя. Технические вузы выпускают меньше специалистов, чем требуется. Образование — сфера инертная, она регулируется медленно и ее внутренние механизмы не приспособлены для оперативных изменений.

Простой пример: когда в стране началась перестройка и пошел переход на рыночные рельсы, не хватало бухгалтеров, экономистов, юристов. Их стали готовить в значительном количестве, и в какой-то момент произошло перепроизводство этих специалистов. В то же время упал престиж инженерных специальностей — на предприятиях платили копейки, из НИИ был массовый отток — нужно было выживать. Конечно, сейчас технические вузы набирают много абитуриентов — даже больше, чем во времена СССР. Но выпускников все равно не хватает. 

Нам же еще сложнее. НПО автоматики, как и всем, нужны программисты, но помимо этого мы же делаем еще и железо — не только программы пишем. И не производить приборы мы не можем, потому что в тех системах, что применяются, нам нужно собственное железо. А в какой-то момент в стране возникла идея, что свои компьютеры нам делать не надо — мы их в Китае купим. И выпуск из вузов схемотехников, конструкторов, испытателей, системных инженеров упал — потому что запрос был на увеличение подготовки спецов по ИТ-специальностям. Вот только оказалось, что компьютеры мы в Китае купить-то купим, да не любые. Очень многое приходится делать самим, потому что, если не сделаешь, не сможешь обеспечить надежность. 

Как вы выкручиваетесь? Где берете специалистов?

— Предприятия, которые собираются играть вдолгую, должны участвовать в процессе с самого начала. У нас есть своя лаборатория робототехники, куда можно привести ребенка с начальной школы, заниматься он сможет бесплатно: паять, программировать — дети делают настоящие чудеса! Этой весной мальчик создал электронную велопарковку, и сейчас мы помогаем ему сделать готовое изделие. Еще один ученик разработал 3D-сканер. Но не для Земли, а чтобы исследовательские космические аппараты, которые высаживаются, например, на кометы, могли выбрать оптимальную точку для посадки — просканировав поверхность небесного тела. Обычно за такие успехи ребята получают награду — поездку на Байконур, где они могут увидеть пуск ракеты. Это непередаваемое впечатление!  

Плюс лаборатория робототехники — это отличная возможность для наших сотрудников перезагрузить голову. Занятия ведут не какие-то приглашенные преподаватели, а работники НПО. Они говорят, что когда возятся с детьми, подпитываются энергией и потом у них появляются свои идеи, полезные для работы. Кроме того, наше предприятие ведет одну из секций в образовательном центре для одаренных детей «Сириус» в Сочи в рамках Уральской проектной смены. Также мы курируем лицей №110 в Екатеринбурге, и талантливые ребята после выпуска могут по направлению от НПО автоматики поступить в УрФУ, а затем прийти на предприятие специалистом. В общем, сотрудников для себя выращиваем буквально с детского сада.

Вообще образование сейчас молодеет: третьеклассник может побеждать на Олимпиаде по программированию. Нашему же поколению про программирование рассказали только в институте. Я до поступления на радиофак не знал, что оно существует. 

Как считаете, реально ли вернуть былой престиж профессии инженера? Что вы для этого делаете?

— Я очень хочу, чтобы инженерный труд становился престижными и уважаемым. Сейчас моя задача состоит в том, чтобы создать здесь такую экосистему, которая будет способна к самовоспроизводству. Чтобы разработчики продвинулись вперед и стали руководить коллективами, чтобы специалисты по маркетингу могли самостоятельно генерить и развивать продукты. И чтобы сотрудники гордились своей работой. Отчасти это и сейчас происходит: многие знают, что 15% зерноуборочных комбайнов в мире работают на системах управления производства НПО автоматики. То есть 15% хлеба на планете убираем мы. Или тот факт, что космические туристы с нашей помощью полетят в космос — это же потрясающе! 

Для человека творческой профессии — а инженерию я считаю именно таковой — очень важно видеть результат своего труда. Инженер — это же одна из самых позитивных и созидательных профессий. По сути, весь тот комфорт, к которому мы привыкли, создан не финансистами или юристами, а инженерами: электричество, красивые дома, да тот же унитаз. При этом профессия инженера непубличная, и для них лично важно видеть результат своего труда и гордиться им, показывать своим детям: вот едет по городу трамвай — там моя система управления; вот светофоры саморегулируемые, благодаря им нет пробок — это я сделал; вот ракета взлетела — там моя система установлена. За этим сюда и идут работать. Это невероятное ощущение.