«Четверть наших школьников безграмотны. Их «спасет» армия, но для экономики это тупик»
«Мы старательно закрываем глаза на социальное расслоение». Ректор ВШЭ Ярослав Кузьминов — о проблеме неуспешных людей, которых воспитывают школа и вузы, и других бедах российского образования.
Образование в России может вносить больший вклад в экономику даже при нынешних плохих институтах, считает Ярослав Кузьминов, ректор Высшей школы экономики (НИУ ВШЭ). Основные проблемы образовательной системы в стране в том, что она не поощряет талантливых людей, плодит неуспешных, приводит к утечке мозгов и усиливает социальное расслоение. Улучшить ситуацию можно при политической воле руководства страны. Об этом г-н Кузьминов рассказал на лекции в Уральском федеральном университете. DK.RU публикует первую часть его выступления.
— Образование, как и здравоохранение и культура, практически не имеет крупных бизнесов, которые совмещали бы свои интересы с реализацией образовательных проектов. Крупных инвестиций, интересных для крупных бизнес-групп, фактически нет. Сюда направляют бюджетные средства, разделенные на очень небольшие кусочки, которые очень жестко контролируются.
Как ускорить экономический рост, повысить стабильность российского общества, не допустить технологического отставания? Что образование может для этого сделать, почему оно делает мало, как увеличить его вклад в решение конкретных вопросов, например, нетрадиционного экспорта?
Образование выполняет целый ряд социальных ролей. Это и обеспечение производительности труда — чем более человек образован в общем и профессиональном плане, тем лучше он работает. Это и потенциал создания новых технологий, и инновационный потенциал предпринимательства, потому что предприниматель — это тоже функция образования. Это и социальная мобильность, и улучшение институтов через инициативные социальные действия, которые тоже зависят от образованности людей.
Россия страна не очень богатая, зато очень образованная. Фактически речь идет о том, что в России не капитализирован человеческий потенциал.
Обычно говорят: человеческий капитал — что это? Это капитализированная сумма будущего дохода, которая есть у человека в результате его образования, опыта и так далее. То есть капитал может быть привязан к определенной отрасли, району и фирме, а может быть независим. Но очень часто под человеческим капиталом расширительно понимается человеческий потенциал, то есть образовательный потенциал населения, совокупность знаний и готовность к их освоению. То, что формируется системой образования и культуры. Это может и вести к доходам человека, его работодателя и страны, а может и не вести. Для России очень важно акцентировать, что это разные вещи.
Это показывает и динамика производительности нашего труда: динамика ВВП на душу населения четко ей соответствует. Экономика очень плохо растет за счет повышения эффективности людей. В чем причина такой низкой капитализации?
Здесь несколько уровней объяснений — и внутренние образовательные, и внешние. Внешние: отсутствие конкуренции в экономике, подавление предпринимательской инициативы — люди элементарно боятся начинать бизнес, потому что мы в борьбе с мошенничеством закошмарили бизнес до такой степени, что туда входят только очень смелые люди.
Низкий спрос со стороны экономики на образованных людей существует в ряде секторов. Но на самом деле даже при плохих институтах мы можем добиться большего, чем сейчас.
Оснований, чтобы отказываться от улучшения образования, мне кажется, нет. Дело в том, что оно имеет собственный вклад в экономический рост, независимо от качества институтов. Люди образованные и готовые к творчеству будут заниматься им даже в шарашке.
Нашей задачей в этом докладе было выявить собственный потенциал образования и те необходимые изменения, которые позволят увеличить его вклад в экономику.
В чем, собственно, проблемы? Первое: у нас низкий уровень поощрения талантов. Мы гордимся всероссийскими олимпиадами, олимпиадным движением, но оно покрывает только 4% рынка труда: это спортсмены, те, кто занимается искусством, и будущие ученые в предметах, соответствующих школьной программе. По физике и литературе — да, по психологии и урбанистике — нет. То есть огромная часть рынка труда, где есть свои таланты, от краснодеревщика до социального психолога и политического лидера, не покрываются системой поиска и поддержки талантов в России.
Мы отстали от развитых стран, которых опережали еще 20 лет назад. Мы не ухудшили ситуацию, просто стояли на месте.
Второе: проблема неуспешных. Больше четверти школьников у нас выпускаются, не освоив минимум одну из базовых компетенций. Если у человека негативная компетенция по русскому языку или математике, это значит, что он не освоил целый блок школьного образования.
Фактически он не может дальше получать образование и внятную квалификацию, потому что его база недостаточна, и не может продавать себя на рынке труда. Нет, это не конченый человек, который не может работать, но его надо вести за руку и говорить, что надо делать. Извините, что говорю цинично, но это правда. Это часто очень хорошие люди, но сейчас в России они достигают успеха только через один социальный институт — армию.
Контрактная армия оказалась «окном» для таких людей, потому что там они отдают распоряжение собой, и их вознаграждают за усилие. До половины этих людей становится вполне успешными потом, но им нужен социальный костыль.
Когорту неуспешных надо сжимать. Относительно неуспешности мы должны сравнивать себя с разными странами. В Бразилии или Индии доля неуспешных такая же или больше, чем у нас, но это трудоизбыточные страны, их развивающая часть экономики может не замечать неуспешных. А мы — трудонедостаточная страна, у нас от 6 до 8 млн трудовых мигрантов, а четверть наших школьников оказываются неуспешны. Вы знаете, что у нас 5 млн молодых людей вообще не работают или перебиваются случайными заработками? Это брак системы общего образования.
В Европе доля таких социально неуспешных от 7% до 15%. В Скандинавии их 7% — это то, что система образования может делать для экономики и общества, а мы этого не делаем.
Третье. У нас один из самых низких показателей обновления квалификации среди взрослых, мы не получаем притока мозгов. Мы один из лидеров в системе обучения иностранцев, но доля иностранцев высокого уровня ничтожно мала. Всего 5% аспирантов — иностранные граждане, и это очень большая ошибка: мы находимся в зоне, где у нас больше забирают мозгов, чем мы забираем у других.
Четвертое. Ситуация с социальной дифференциацией. Образование у нас фактически не является социальным перемешивателем. Мы наряду с несколькими странами глубоко третьего мира не уделяем достаточно внимания социальному перемешиванию через образование. Система образования у нас работает как мультипликатор социального расслоения, а не как его снижатель. Единственный инструмент, который работает против него, — ЕГЭ.
У нас нет реальных социальных стипендий, которые бы поддерживали усилия человека, нуждающегося в помощи, нет подготовительных отделений для выходцев из семей с низким уровнем образования и достатка. Мы старательно закрываем глаза на социальное расслоение.
Еще одна проблема — низкое качество. Надо говорить не о недофинансировании, а о том, что наши инвестиции в образование не обеспечивают высокого качества. Как выглядит ситуация с бюджетными и квазибюджетными расходами на образование? Был один пик — в 2009 г., когда они перевалили за 4% ВВП, а сейчас эти расходы все время снижаются. В результате у нас возникает ловушка, которую формируют сложившиеся институты, в первую очередь Конституция.
Если посмотреть на источники средств для образования, то это бюджет плюс деньги семьи и бизнеса. Вклады семьи очень велики на дошкольной стадии, потом они обнуляются и остаются на очень низком уровне где-то до 14 лет. Но это провал, отсутствие возможности мобилизовать средства населения — в Конституции написано, что общее среднее образование у нас бесплатно.
Робкие попытки инициативных директоров что-то собрать сразу наталкиваются чуть ли не на прокуратуру. Школу закошмарили так, что она боится привлекать средства родителей. Готовность людей платить за образование у нас выше, чем в США, но мы не можем мобилизовать эти средства.
Я не буду судить тех, кто говорит про Конституцию. 60% нашего населения — далеко не средний класс. Да, они будут платить, но столько, что все равно пострадают в системе неравенства. Других вариантов, кроме как выполнить Конституцию и экономических, нет. У нас не просто система недофинансированности, а система, которая воспроизводит и умножает социальное неравенство.
Материал подготовил Андрей Пермяков. Продолжение следует.