«Свободное время является главной проблемой современного человека. Его становится много»
«Может ли наше качественное кино, остро свидетельствующее о состоянии дел, быть широко востребованным?» Как зрители меняют кино и когда в России появится запрос на иные фильмы — Александр Роднянский*.
Александр Роднянский*, режиссер-документалист, продюсер фильмов «Нелюбовь», «Левиафан» и «9 рота»:
— Свободное время является главной проблемой и возможностью современного человека. Его становится много, альтернатив его проведения становится больше. И кинематограф, который доминировал в визуальном контенте последние сто лет, из не имеющего себе конкуренции медиа, позволяющего интересно и ярко проводить свободное время, превращается в один из возможных вариантов.
Киноиндустрия пытается добиться такого эмоционального эффекта, чтобы вы, приходя в кинотеатр, получали на экране аттракционное зрелище. Отсюда и родились доминирующие на экранах франшизы, то ли основанные на графических новеллах Marvel и DC, двух главных издательствах комиксов в мире, то ли на других.
Это миры, которых не существует в действительности, которые позволяют создать только современные компьютерные технологии и ради которых большая, прежде всего молодая аудитория приходит в кинотеатры.
Что это означает для кино? В последние 20 лет, когда и произошел бум зрелищного кинематографа, зрители перестали ходить на привычные последние сто лет жанры — прежде всего, на драму.
То есть на истории, связанные с исследованием человеческой психологии. Зрители, будучи умными и чувствующими, начали обнаруживать драму в жанрах, даже не называющихся так буквально: это могли быть и фэнтези, и шпионские романы, и приключенческие фильмы.
Фактически произошло раздвоение визуальной киноиндустрии на два параллельно существующих сегмента. Первый — это большой аттракционный кинематограф, вызванный к жизни прежде всего эволюцией технологий. Другой — та самая драма, которая ушла на малый экран: телевидение и то, что родилось совсем недавно, — стриминговые платформы.
Про успех Netflix
Что случилось с появлением стриминга? Netflix в 2007 г. был обычным бизнесом по аренде фильмов на DVD — у него были права на 8 300 фильмов и 24 тыс. часов сериалов. И в компании придумали строить склады по всей стране и доставлять арендованные DVD в один день — доставка по традиционным схемам занимала два-три дня.
Затем два человека, возглавляющие компанию, CEO Рид Хастингс и CCO (Chief Content officer) Тед Сарандос — сегодня он, вероятно, самый влиятельный человек в Голливуде — сделали два невероятных шага. Хастингс придумал: можно не доставлять диски по почте, а «стримить» [контент] в онлайне. Но ты же не будешь каждому посылать ссылку? Нужно просто выложить все, что у тебя есть, на платформу, и сказать всем: давайте вы будете платить нам $18,95 в месяц и смотреть все, что у нас есть. Так появилась первая стриминговая платформа.
Тед Сарандос сделал две вещи. Во-первых, он понял, что в интернете люди смотрят иначе. Во-вторых, что нужен собственный оригинальный контент. Долгие годы телеканалы производили контент для усредненного зрителя. Все, что они делали, должны были смотреть, например, все женщины в возрасте 35+ — и все программы, сериалы и фильмы на телеканале должны отвечать этому критерию.
Тед Сарандос сказал: «Мы не слепая сумма атрибутов демографии и гендера. Мы сумма вкусовых предпочтений. Например, я — белый мужчина 40-45 лет, который любит фильмы Пола Томаса Андерсона, скандинавские детективные сериалы, Джона Траволту и под настроение смотрю «Мальчишник в Лас-Вегасе». Я такой сложный, индивидуальный и особый».
Но Netflix открыл, что таких, как ты, много. В онлайне определили кластеры индивидуальных зрителей, собранные по вкусам, предпочтениям и интересам. И сериалы делаются не вообще для зрителей, а для конкретного кластера или для двух-трех, где зрители пересекаются. И от этого уже зависят обстоятельства — сколько стоит сериал и так далее.
Зачем людям платить деньги за то, что они могут смотреть по телевизору? Значит, нужна острая, современная, жесткая, не чурающаяся ни откровенных сцен, ни обсценной лексики, ни насилия, с необязательным хеппи-эндом. Первым проектом получился хорошо известный нам «Карточный домик». На удивление всему Голливуду права на производство проекта выдающегося режиссера Дэвида Финчера и выдающегося сценариста Бо Уиллимона были куплены Netflix за $100 млн.
В главной роли оказался всеми любимый, в особенности в России, Кевин Спейси, к тому моменту бывший «сбитым летчиком». Он не снимался в кино, его фильмы не пользовались успехом в кинотеатрах. Но Тед Сарандос знал статистику, знал, что фильмы с Кевином Спейси пользуются популярностью у людей, которые берут DVD.
Это произошло всего 10 лет назад — началась революция. Появился новый тип телевидения, который адресован очень разным людям. По четырем кликам в онлайне «Нетфликсу» понятен наш портрет потребителя: включили ли мы первую серию сериала, досмотрели ли ее до конца, включили ли вторую...
И началась гонка вооружений. Появились конкуренты: Amazon, Hulu, Apple+ и Disney+. Существует огромное количество платформ второго эшелона. И конечно, это начало развиваться локально.
В России огромное количество компаний которые «беременны» качественными стриминговыми платформами. И «Яндекс», и Mail, и Сбербанк, и МТС — лидеры ИТ-индустрии. И так в каждой стране. Без сомнения, это приведет к колоссальному росту количества контента — особого и направленного на конкретных потребителей.
Про огромную роль кинематографа
Кинематограф, предложенный его родоначальниками братьями Люмьер, предполагал не столько способ съемки, сколько способ просмотра — коллективного переживания. Мы, очень разные люди, сидим в одном зале и переживаем вместе сходные эмоции. Опыт коллективного переживания, предложенный Люмьерами, и кинематограф их образца оказался бесконечно важным на тот момент в связи с тем, что происходило в социальных процессах в мире.
Создание огромных мегаполисов, которые требовали новой рабочей силы: колоссальные массы людей переселялись из своих мест в города и там сталкивались с тем, что они, не понимая друг друга, должны были как-то жить, получать удовольствие, проводить свободное время — переживать эмоциональный опыт.
И самое главное — появление тогда немого кинематографа совпало с появлением нового типа общественных устройств, тоталитарных или демократических. Очень быстро люди, принимающие решения, поняли выдающуюся силу кинематографа и разобрались, что это можно использовать в своих интересах.
Самыми большими поклонниками кинематографа в первой половине 20-го века были Муссолини, Гитлер и Сталин: они лично принимали решение по кинематографическим произведениям, определяли тематические планы, читали сценарии, просматривали материал, меняли актеров и режиссеров, поощряли и наказывали.
Они были дико вовлечены в кинематограф, потому что поняли колоссальную силу коллективного переживания: ты получаешь огромные массы людей, которые смотрят на экране то, что тебе кажется важным.
И эти факторы привели к тому, что восторжествовала модель коллективного просмотра, которая удивительным образом на сегодняшний день — в силу развития технологий — вернула нас к модели Эдисона. Мы смотрим в одиночестве или в кругу семьи и друзей фильмы и сериалы, сделанные, казалось бы, для огромного экрана за невероятные деньги.
Этот новый момент реальности сегодня составляет главную дискуссию внутри киноиндустрии: что делать, чтобы удержать содержательный кинематограф? Всем хочется, чтобы на большом экране снова жил тот кинематограф, к которому мы привыкли: внятный, способный предоставить зрителям чужой человеческий опыт — то, ради чего и существует кино.
Как запрос аудитории меняет киноиндустрию
Последний пример того, до такой степени предпочтения отдельных зрителей отражены в кино. В Индии огромный рынок, более 1 млрд человек, и большие компании пытаются на него выйти. Например, Amazon сделал качественный индийский сериал по всем канонам, в рамках того стандарта, который вроде бы предпочитал индийский зритель на протяжении долгих лет. А Netflix посмотрел на жесткое цензурное законодательство в Индии и понял, что в законе о цензуре не описан интернет — а значит, там ты можешь сделать все, что хочешь. И они сделали сериал «Священные игры» — может, для нас ничего особого не происходит, но для Индии это революционно. Там убивают, жестко ругаются, там откровенные сцены, и — о боже! — ТАМ едят стейки. В стране, в которой корова — священное животное.
Индусы отреагировали на это с невероятным интересом. На самом деле, у них была потребность, которая не была отражена в классических медиа. Это было отражение реальности на экране — то, о чем мы все время говорим в России: а может ли наше полноценное качественное кино, остро свидетельствующее о состоянии дел, быть востребованным широкой аудиторией?
Сейчас мы находимся в удивительном периоде истории, когда меняющиеся предпочтения аудитории, мотивированные развитием технологий, категорически меняют контент. И это означает значительно большее разнообразие контента, характеров, обстоятельств, наличие более объемных персонажей и более сложных историй, отсутствие обязательных хэппи-эндов — все то, что мы полюбили за последние годы в качественных сериалах. Этот процесс нарастает, и это предмет всеобщего интереса.
Про запрос на новое среди россиян
Что должно произойти в России, чтобы мы поняли, востребовано ли у нас сложное, нестандартное кино у массовой аудитории? У нас этот процесс начался в прошлом [2018] году. Три главных отечественных сериала предъявили нам новую реальность: «Домашний арест», «Звоните ди Каприо» и «Обычная женщина».
Мы ничем не отличаемся от индусов или американцев: хотим интересной, увлекательной истории, полноценной и аутентичной среды. Недавно появился «Чернобыль», который неожиданно выстрелил у нас и оказался страшно востребованным и очень уважаемым сериалом. Жесткая история о машине государственной лжи, которая привела, с одной стороны, к катастрофе Чернобыля, а с другой, к умолчанию и к тому, как ликвидировали последствия.
И отечественная аудитория, которая очень нехотя сталкивается с жесткими свидетельствами о проблемах собственной жизни, вдруг отреагировала позитивно. Потому что посочувствовала, испытала эмпатию к персонажам сериала. Аудитория узнала в них себя, увидела вполне достойных людей, оказавшихся жертвами обстоятельств, но достойно их преодолевавших. Ставших заложниками, но не молчаливыми, а с человеческим достоинством.
Мне кажется, это ответ на вопрос, есть ли в нас внутриаудиторный потенциал. В онлайне решает аудитория. Не подлые начальники, не глупые бюрократы, не жадные хозяева бизнесов — все, безусловно, отреагируют на запрос аудитории.
Но среди прочего есть нюанс — как сделано. «Карточный домик» сделан филигранно, талантливо, ярко. У нас были попытки сделать что-то в таком жанре, но они были плоскими и неинтересными. Как индустрия мы должны внутренне созреть. Я неслучайно подчеркнул, что «Карточный домик» делали великий режиссер Дэвид Финчер и выдающийся автор Бо Уиллимон.
Когда-то Паоло Соррентино сделал «Великую красоту» и получил Оскар. Но он не снял продолжение, а сделал сериал «Молодой папа». Это сложнейшее, мощнейшее высказывание для современной Италии — страны с очень жесткой католической церковью, играющей по-прежнему очень высокую роль в общественных и политических процессах. И поэтому важна история отношений с верой и с институтом церкви.
[Чтобы удовлетворить запрос на другое] важны два факта: решимость автора и готовность платформ это финансировать.
Про фильм «Верность»
Эта картина заведомо раскалывает аудиторию, она для этого и сделана. Женский взгляд на сексуальность и на право женщин — это очень современный фильм, свидетельствующий о том, что и у нас сильны общественные настроения, которые в Америке «привели к жертве» [Кевина Спейси]. Многих это смущает, раздражает и провоцирует. Картина провокативна, откровенна и, поскольку лишена социального высказывания в традиционном понимании кинематографа, а сами по себе отношения полов или собственной сексуальности кажутся недостаточно важными темами, это и привело к тому, что на «Кинотавре» фильм восприняли очень хорошо.
В большом прокате фильм идет очень прилично, он собрал 100 млн руб. Это очень хорошо для такого рода драмы, но, конечно, несопоставимо с большими картинами, чемпионами проката. Поэтому говорить о реакции аудитории по-настоящему некорректно. Но картина вызвала к жизни целую дискуссию и, мне кажется, стала очень полезной — это важное свидетельство того, что появляются молодые голоса, которые не боятся провоцировать.
Текст написан на основе выступления Александра Роднянского* на фестивале Слова и музыка свободы. Материал подготовил Андрей Пермяков / DK.RU
* - выполняет функции иностранного агента