Наталия Орлова: «Экономике полегчает к лету»

Девальвация рубля потеряла смысл для всех, кроме государства: импорт упал, потребительский спрос — тоже, и рост инфляции в России сдержать не удалось. Бизнес, перегруженный неплатежами, ждет, когда экономика коснется дна пропасти, чтобы отряхнуться и начать восхождение. Главный экономист Альфа-Банка Наталия Орлова констатирует: чем стремительнее полет в неизвестность, тем быстрее кончится страшное.

досье
Наталия Орлова
С 1998 г. работает в Альфа-Банке.
Член Консультативного совета по вопросам денежно-кредитной политики при председателе Банка России.
Преподаватель Государственного университета — Высшей школы экономики.
Имеет докторскую степень университета EHESS (Париж).

Почему государство финансирует банки, а не заводы?
Стоит ли сегодня покупать валюту?
Зачем нужно банкротство бюджетных организаций?

Встречу НаталИя Орлова начинает с интернационального юмора: «Недавно на форуме в Давосе ведущие экономисты мира давали всего один точный прогноз: «Волатильность цен на нефть будет очень высокой». Шутка нужна, чтобы пояснить ключевой тезис: точность любых, самых авторитетных прогнозов сегодня не превышает 30%. «Есть смысл делать их на короткий период, по крайней мере в ближайшие три-шесть месяцев», — уточняет г-жа Орлова.

И делает: бивалютная корзина — дороже 42 руб., плохие долги предприятий равны капиталу всей российской банковской системы, платежная дисциплина ухудшается. Такие прогнозы сегодня следует считать примером позитивного мышления. Позитив в том, что кошмар будет недолгим.

Банки разберутся с должниками за счет государства
У владельцев среднего бизнеса сегодня жалобы одни: банки не кредитуют, партнеры не платят, расходы из-за девальвации рубля растут. По-вашему, когда экономика достигнет дна?

— Чтобы это понять, недостаточно анализировать ситуацию в России и тем более в отдельных регионах. Необходимо смотреть на состояние мировой экономики, на глобальные процессы. Именно они определяют все.

Раньше все думали, что дно было в декабре — хуже некуда. Но статистические службы отчитались: объем промышленного производства упал на 16%. Мой прогноз экономического роста для России в 2009 г. — минус 3%. Для сравнения: у азиатских стран, переживших кризис в 1980-х гг., показатель закредитованности был в 1,5-2 раза выше. И потому экономика у них падала сразу на 8-10%. Нам такое, при прочих равных, не грозит. Российские компании просто не успели взять столько кредитов. С другой стороны, ситуация в стране ухудшается быстро. А чем стремительнее спад, тем быстрее начнется подъем. Сейчас дей­ствительно все стоит. Будем надеяться, уже в первом-втором квартале мы нащупаем дно.

Как это зависит от степени закредитованности предприятий?

— В целом внешний корпоративный долг составляет $500 млрд, из которых на долю компаний приходится около $300 млрд, остальное — на банки. Кроме того, предприятия набрали кредиты в россий­ских банках на сумму $450 млрд. Еще есть долг на рынке корпоративных облигаций. Суммарно обязательства компаний составляют около $800 млрд. Это половина от ВВП, которую предприятия должны отдать иностранным кредиторам, причем треть суммы — в валюте. Но и тут есть хорошая новость — в России кредитный портфель короткий. Половину внутренних корпоративных кредитов должны погасить в ближайшие двенадцать месяцев. То есть российским банкам не надо ждать годами, чтобы увидеть, какая будет просрочка по долгам. Можно быстрее понять, как их списывать или реструктурировать.

Все ждут, что вторая волна банков­ского кризиса в России будет связана как раз с плохим качеством долгов. Но нынешний объем проблемных долгов банкиры оценивают по-разному — от 1 до 5%. Какова ваша оценка, если говорить о кредитах, взятых предприятиями?

— Да, под второй волной кризиса подразумевается рост просроченной задолженности. Ситуация меняется быстро, но все эксперты ориентируются на показатель 10%-й просрочки в первом-втором квартале. Это очень оптимистичная оценка. Если поднимать цифры с 1960 по 1991 г. по всем странам с развивающимися рынками, у вас будет статистика, что такая просрочка выходила на уровень 10% на второй год кризисов. Но у нас сейчас кризис глобальный. Поэтому я бы ориентировалась на уровень 15-20%. Если прикинуть, что 10% просроченных долгов — это $45 млрд, то мой прогноз в целом — $80-100 млрд. Это существенная сумма, почти равная капиталу всего банковского сектора России.

И значит, проблема все-таки будет массовой.

— В России 80% выданных кредитов приходится на Топ-200 банков, а на Топ-5, по-моему, — 40-50%. При такой концентрации сектора понятно, что проблемы будут у всех.

Намерены ли финансовые власти выкупать у банков проблемные активы по примеру ФРС США?

— У государства есть два пути решения: давать деньги банкам, чтобы те сами обновляли капитал, возобновляли кредитование и расшивали просроченные кредиты, или выкупать плохие долги. Но тогда это ложится на государство. Нужно эти долги правильно оценить, реструктурировать и потом кому-то перепродать. Этот вариант более сложный, он потребует много времени. У государст­ва опыта работы с плохими долгами при масштабном кризисе нет.

То есть экспериментировать не будут?

— Думаю, проще и быстрее путь рекапитализации банков — в форме участия в капитале или в виде переоформления плохих кредитов в облигации. У банков есть информация о клиентах, они понимают, кому имеет смысл реструктурировать ссуду, а кому нет. Государ­ство должно будет восполнить капитал банковской системы. 20% просроченных долгов в масштабе экономики — это всего процентов семь от ВВП. С точки зрения стоимости кризиса не очень высокая цена.

Вы оценили плохие долги компаний в $80-100 млрд. Значит, такую сумму дадут банкам?

— Пока, при ожиданиях по плохим долгам на уровне 10%, банкам может потребоваться около $40 млрд. Если уровень просроченной задолженности изменится, скорректируется и оценка объема поддержки банковского сектора.

Девальвация себя не оправдала

Вопрос, сколько будут стоить доллар и евро, снова волнует всех. Курс рубля полностью зависит от того, удастся ли сдержать темпы инфляции и деятельность спекулянтов на валютном рынке, говорит Наталия Орлова. Оптимальная стратегия — надеяться на лучшее, но готовиться к худшему.

Будет ли государство поддерживать предприятия так же, как поддержало осенью банки?

— Россия перешла к новому этапу — ухудшениям в реальном секторе экономике — с этого года. Падает промышленное производство, ВВП, растут неплатежи. Но возможности правительства ограниченны. Государство успешно справилось с нехваткой ликвидности — дало банкам денег. Улучшить реальную экономику через усиление государственной роли сложно. Скорее, нужно говорить о структурных решениях: демонополизации, поддержке малого и среднего бизнеса, упрощении налоговой политики.

Власти уверяют, что курс рубля стабилизировался. А доллар тут же бьет все рекорды стоимости. До какого уровня обесценится рубль?

— До мая-июня рубль может стабилизироваться к бивалютной корзине или даже укрепиться процентов на пять. Но это не назвать заметным ростом курса. Слишком рублю укрепиться не дадут, чтобы избежать очередной спекулятивной атаки на валютном рынке. Во второй половине 2009 г. давление на валютный курс будет оказывать дефицит бюджетов всех уровней. В этом случае риск, что уровень 41 руб. за корзину будет пробит, существенно увеличится.

В таком случае была ли оправданна «мягкая» девальвация вообще?

— Сторонников у девальвации больше, чем противников, к сожалению. Во-первых, она отражает интересы экспортеров — металлургов и нефтяников. Во-вторых, даже среди экономистов распространен миф, что опыт 1998 г. был удачным. Тогда неплатежи, которые не давали всем дышать, просто исчезли с падением рубля.

Но отличие 2009 г. от 1998-го в том, что десять лет назад загрузка мощностей на производстве составляла всего 50%. Предприятия могли увеличить объем производства без больших вложений. Сейчас мощности загружены в среднем уже на 80%. А значит, растет инфляция: вместо роста выпуска товаров повышаются цены, импортная продукция дорожает из-за курса валюты. Еще один момент — зарплаты в 1998-м были привязаны к валюте. Сейчас — к рублю. Люди потеряли сбережения, и мы уже видим глубокое падение спроса на товары. В итоге от девальвации помимо экспортеров выигрывает только госбюджет. Например, объем Стабфонда пересчитывается по валютному курсу рубля.

Получается, целенаправленное снижение курса рубля бессмысленно.

— Получается, да, хотя с учетом падения цен на нефть избежать его было сложно. Сегодня очевидно, что лаг между девальвацией рубля и инфляцией минимален. Это сводит на нет весь эффект валютной политики. Нужно уменьшать рублевую ликвидность, тогда курсы стабилизируются. Сейчас денежная масса давит: осенью ЦБ передал банкам 2 трлн руб. — через одни только беззалоговые кредиты и сделки репо.

По-вашему, что сделали неправильно?

— Уже когда стоимость доллара вышла на уровень 29,5-30 руб., я считала, что больше опускать рубль не нужно. Стоило уменьшать спрос на валюту: было ясно, что импорт снизится и это поможет курсу рубля. С другой стороны, есть пример Казахстана, который обесценил свою валюту враз на 20%. Я думаю, что такую девальвацию можно было сделать и в России. Иными словами, можно было девальвировать рубль на 10-20%, до 30 руб. за доллар, но сохранить объем золотовалютных резервов гораздо выше. Однако на решения в значительной степени влияли настроения рынка.

Предприятия, которые работают с бюджетом, уже недополучают деньги. Считают бюджетные долги самой сложной дебиторкой, не знают, когда их вернут. Как может решиться эта проблема?

— Вообще, что касается неплатежей, будет расти использование векселей. Платежная дисциплина немножко отладится, но нерадикально. Неплатежи возникают, потому что какие-то организации фактически банкроты, но продолжают существовать. Поэтому надо ускорять процесс банкротства и реструктуризации. Пока не будет расчищен реальный сектор, трудно рассчитывать на восстановление нормальной платежной дисциплины.

Вам известны решения, которые будут приняты?

— Сейчас бюджет больше озабочен сбором налогов, чем проблемами неплатежей.

А чем больше всего озабочен Центробанк?

— У него на повестке — борьба с инфляцией.