Олег Ананьев: Я перестал быть революционером в стиле, важнее жить в гармонии
Сейчас Олег Ананьев самый что ни наесть – раб марок. Он носит костюмы только из новых коллекций известных модельеров и внимательно следит за всеми веяниями моды. В юности же господин Ананьев успел
Сейчас Олег Ананьев самый что ни наесть – раб марок. Он носит костюмы только из новых коллекций известных модельеров и внимательно следит за всеми веяниями моды. В юности же господин Ананьев успел вдоволь поэкспериментировать с собственным стилем. От модных импортных джинсов во времена застоя до выжженных перекисью волос под армейской пилоткой. Теперь он успокоился.
Олег Ананьев
владелец «Вечера на хуторе», фэшн-кафе «Мио»
Я всегда хотел быть на гребне последних веяний моды. В советские времена я занимался спекуляцией (сейчас это называется коммерцией). У меня был доступ к самым дорогим вещам. Понятно, была возможность одеваться дорого, в импортные вещи, которые тогда были в дефиците. Набор стандартный: дорогие кроссовки, джинсы, куртка, рубаха какая-то – и все, ты уже модный. Я покупал вещи в портовых городах (Одесса, Питер) у моряков, в столице, а продавал их дороже у нас. В общем, знал, где купить дешево, а продать подороже. За это легко можно было схлопотать три года.
На первые свои джинсы я тоже заработал сам. Это было, когда я, наверное, в восьмом классе учился. Джинсы как раз входили в моду, родители мне их купить не могли, заниматься спекуляцией я еще тогда не мог – мал был. Я в летние каникулы устроился работать – тогда легко можно было подработать на мясокомбинате, жиркомбинате. За лето заработал на джинсы, которые стоили 250-300 руб., а средняя зарплата тогда была 90-120 руб. Джинсы «Монтана», как сейчас помню. Это было первое, что я себе купил. Покупал, понятно, у спекулянтов, на Шувакише – на этой барахолке можно было купить все, что угодно.
В юности я со своим внешним видом пытался экспериментировать. Даже служа в армии, красил волосы. Понятно, что единственной возможной там краской была перекись водорода. Мы растворяли таблетку и, переборщив с концентрацией, сжигали вместе с волосами и кожу. Важно, чтобы все крашеные волосы можно было спрятать под пилотку. Действовало такое негласное правило: что под пилоткой, то твое. Все, что было за ее пределами и не соответствовало уставу, уничтожалось. А советскому солдату, сами понимаете, не полагалось крашеных волос. В армии все наши причуды обосновывались скорее не стремлением быть модными, а желанием любым способом уйти от убивающей мозг действительности.
Как правило, модно было все, что не по уставу. Чем больше не по уставу, тем больше модно. Это такой подсознательный протест против системы, против всей этой бытовухи, попытка хоть как-то разнообразить бардак, который там есть. В армии ведь все поставлено с ног на голову. Попадаешь, как Алиса в Зазеркалье.
В процессе работы над одеждой и собой мы уходили от этой самой заедающей рутины. Работа могла занимать недели нашего свободного времени. А ведь его нужно было чем-то занять, чтобы не сойти с ума! Поэтому так педантично мы, например, ушивали офицерские хэбэшки, которые с трудом доставали.
Они назывались стеклянные. Были немного другого цвета и не такие просторные, как солдатские. Но все равно нуждались в подгонке. Мы вручную подшивали их, как машины. Ведь у нас действовало правило: если командир обнаружит, что форма ушита вручную, он ее распарывает. Естественно, что со временем мы научились шить так, что комар носа не подточит.
Еще полировали бляхи. На это могла уйти неделя жизни. Начинали от более крупных шкурок и постепенно переходили к мелким. Потом это все заглаживалось иголкой, получалась практически зеркальная поверхность.
Долго мы делали шапки. Брались обычные зимние шапки, расшивались и растягивались на специальной болванке. Зимние шапки подкрашивали ваксой, так как они были неопределенного буро-синего цвета. В итоге получалось нечто вроде высокой боярской папахи. Такую шапку можно было надеть только на увольнительные или дембель, иначе наказание было неминуемым.
Издевались над сапогами. Мы проглаживали их утюгом с парафином. Когда они делались прочные и твердые, то из них образовывались очень ровные и правильные складки. Сапоги превращались в меха. Еще был вариант, когда сапоги очень сильно ушивались и натирались до стеклянного блеска. Становились как зеркало. И в обтяжку на ноге.
Кроме того, на сапогах мы делали каблуки. На гражданке ты бы никогда в таком на улицу не вышел, а тут было – очень модно. Скошенный аккуратный семисантиметровый каблук, небольшая платформа спереди, блеск!
Еще чтобы стрелки на штанах держались долго и были как бритва, их проглаживали с канифолью. Сейчас трудно все восстановить в памяти, но в армии я столько проделывал со своей одеждой, как никогда в жизни.
Вообще я вспоминаю армейскую службу с трогательной ностальгией. В вооруженные силы я пришел немного позже, чем остальные. Поэтому мне было сложнее привыкать. Закон в армии очень прост: выполняй приказ и все. Больше не должно быть никаких мыслей и эмоций. Если тебе приказали спилить все деревья, ты пошел и спилил, не задавая вопросов. Необходимо такое легкое отупение, чтобы ты мог выполнять приказ. Вот смысл армии. В интеллигентную армию я не верю. Все равно должно быть пушечное мясо. Мне повезло, что не было таких перегибов, которые сейчас на слуху. Все было более-менее терпимо.
Конечно, я жил по правилам, которые задаются в армии. Но иначе там просто никак. Дедовщина компенсирует недостаток работы офицеров, помогает блюсти дисциплину, держать солдат в определенных рамках. Заставляет быстрее привыкать к жестоким условиям. И чем быстрей ты приспособишься к этим условиям, тем легче тебе будет. В моем случае все было отлично, уже через полгода службы я стал нормальным человеком… Если это можно так назвать. Мне снится один кошмарный сон – как меня второй раз забирают в армию. И третий. И четвертый. Армия была для меня шоком, который трудно передать словами.
Я уже давно не радикален в моде и придерживаюсь классического стиля: возраст и социальный статус формируют определенный стиль, изживают склонность к экспериментам. Уже не покрашусь, например, в белый цвет, для меня это чересчур. Хотя стремление быть модным – оно никуда не делось. Перешло на новый уровень. Мне хочется носить костюмы только этого года, покупать самые модные вещи. Я вообще раб марок. Приятно, что я могу позволить себе рубашку от Brioni. Могу себе позволить носить вещи от Dolce & Gabbana, Gucci – они подходят к моему стилю. Но иметь деньги – еще не значит хорошо выглядеть. В целом у нас низкая культура траты денег даже среди обеспеченных людей.
Для чего марки существуют? Это демонстрация статуса, принадлежности к клубу, к какой-то касте. Но для меня дорогая вещь – это в первую очередь хорошая вещь, а потом статусная. Цена-качество – они идут всегда рядом.
Бывает, что я все экспериментирую с гардеробом. Но это легко понять, мне кажется. Все равно наступает какой-то момент, когда ты просто устаешь от привычного набора вещей, решаешь попробовать что-то еще. Случаются, конечно, ошибки: берешь вещь, а от нее совершенно другие эмоции, ощущения. Но каких-то радикальных ошибок в данном случае быть не может. Ты же не меняешь гардероб полностью. Попробуешь одну вещь, другую. Внешне она такая, а носишь ее – не твое, не комфортно. Не твой стиль. Приходишь домой, жена говорит: ты в этом смешно выглядишь. А я человек такой, не революционер. Моя внутренняя гармония не должна расходиться с мнением окружающих. Для меня чем меньше раздражителей, тем лучше. Если я кого-то раздражаю, это расходится с моим внутренним чувством гармонии.
Мне кажется, чувство гармонии и стиля не всем присуще. Это как чувство юмора – его не воспитать, с ним рождаешься, его получаешь от родителей. Конечно, какой-то стиль ты в течение жизни приобретаешь, придерживаешься его, но насколько он гармонирует с твоей личностью – вот это можно определить только, если в тебе изначально есть чувство гармонии, творчества.
Меня и к работе мобилизует, прежде всего, вот это самое творчество, заложенное во мне где-то на генном уровне. Оно не дает стоять на месте. Все время что-то ищешь, творишь. Пытаешься быть в русле модных тенденций. Я и проекты свои ресторанные так развиваю, опережая сложившуюся екатеринбургскую моду. Просто сейчас мы переходим от совдепии к развитому капитализму. Все сравниваешь, когда начинаешь ездить в другие страны. Мне всегда хотелось открыть что-то такое, чтоб немного удивить людей. Что-то новое подать. Иногда это бывает невыгодно. И для меня это внутреннее противоречие. Ведь тут тешишь свое самолюбие, какие-то внутренние порывы. Профессионал должен давить в себе это. Бизнес есть бизнес. Но у меня не всегда получается – творчество берет верх.