Олег Козырев: Поувольняю –и на рыбалку

 

До того был руководителем Межрегионального территориального органа федеральной службы по финансовому оздоровлению и банкротству в Уральском федеральном округе. Работал в качестве арбитражного управляющего на двух предприятиях – Качканарском ГОКе и Турбомоторном заводе. На каждом провел около года. После того как открыл собственную юридическую компанию, стал уважать тех бизнесменов, которые до последнего пытаются спасти предприятие, всячески препятствуя таким, как Козырев.

Я расчищаю «завалы». Может, грубо звучит, но так и есть. Я знаю, что отношение к арбитражным управляющим, которые приходят для того, чтобы провести процедуру банкротства предприятия, – негативное. Ты приходишь, и люди почему-то не в обиде на своего директора, бухгалтера и экономиста, которые довели ситуацию до крайнего предела. Они со всеми вопросами обращаются к тебе: почему спецовки перестали выдавать, когда будет зарплата, почему людей увольняют.

Я не могу полностью убрать свои эмоции – но я могу их задавить в себе. Было бы проще, если бы ты шел мебель ломать. Тебе сказали: вот склад со старой мебелью – тебе ее нужно порубить на щепки и бросить в печь. Пошел, поломал и сжег. Но я ведь прихожу на предприятие, где не щепки, а живые люди. Мне тяжело увольнять людей. Человек так создан природой, что должен реагировать на окружающий мир. Вижу, красивая девушка по улице идет – приглашу в ресторан. Вижу, красивая девушка идет по коридору и явно бездельничает – уволю.

Я точно знаю, что если не уволю пятьдесят человек сегодня, то завтра ни они, ни все остальные зарплату не получат. У меня есть душа, есть совесть, но так из двух зол выбираешь меньшее. Но и последствия понятны. На Качканарском ГОКе со мной боролся целый профсоюз. Доходило до того, что на совещании работник вставал и говорил: «Я стоял на железнодорожной ветке и считал вагоны. По отчетности ушло двадцать вагонов руды, а я больше насчитал». Начинаем разбираться, оказывается, человек обсчитался. В состоянии стресса не всегда то, что люди якобы видят, совпадает с реальностью. Тем более если меня воспринимают как врага, который, как им кажется, пришел для того, чтобы всех уволить и все закрыть.

Любой арбитражный управляющий циничен и прагматичен. Потому что есть обязательства. Можно жалеть людей, сохранять рабочие места, а завтра придут кредиторы и скажут: «Уважаемый, ты никого не уволил, всем платишь зарплату, а делаешь это из тех средств, которые должен отдать нам». И будут правы. Получается, за доброту и жалость ты можешь просто угодить в тюрьму. Кроме того, увольнения порой гораздо гуманнее, чем попытки сохранить все рабочие места. Например, тридцать работников клеили мне тысячу пар галош в месяц. Наступил кризис, и народ стал покупать галош в два раза меньше. В чем будет моя доброта? В том, чтобы оставить тех, кто стал не нужен производству и кого будут кормить остальные? Если уволю лишних, оставшиеся 15 человек смогут нормально жить и платить за квартиру и детские сады. Если всех оставлю, то все будут недоедать и копить долги. А это усугубит ситуацию и вовлечет в нее куда большее количество участников.

Точно знаю, что всем не угодить. Уволишь лишних – будешь для них плохой, оставишь их – будешь плохим для тех, кто из-за этого станет меньше получать. Основные оппоненты арбитражного управляющего – профсоюзы. При любом кризисе они активизируются и пытаются, несмотря ни на что, сохранить все как было. Приходится объяснять, что так, как раньше, уже не будет. Все равно от чего-то нужно отказываться. Ни разу мне не удавалось на сто процентов найти понимание. Бывают ситуации, когда, как человеку ни объясняй, на любом языке, с цифрами и без, сложно или просто, он всегда где-то глубоко внутри будет уверен, что ты – плохой. От этого никуда не деться. Белым и пушистым для всех стать невозможно.

Но я не считаю себя самым циничным и жестким. Подрастающее поколение, которое еще ни одного предприятия не банкротило, куда более прагматично. Во мне есть еще эйфория и воспитание советского времени, а в них – нет. Они знают только законы рыночной экономики, и само государство им диктует: либо ты сегодня идешь по головам и делаешь карьеру, либо проигрываешь. Вот из них получатся кризис‑менеджеры, которые никого жалеть не будут. А я – жалею.

Я прекрасно понимаю бизнесменов, которые пытаются сохранить свое предприятие, и уважаю их больше тех, кто сразу готов сдаться. Если человек начинает бизнес и тут же бросает его, зачем вообще было начинать? У меня есть друзья, которые занимаются бизнесом, я сам открыл собственную компанию. Очень сложно отказаться от своего дела, признать, что ты не можешь его спасти, согласиться на банкротство и не пытаться всеми силами вытащить компанию. Это нормальная человеческая позиция. Каждый из нас до конца будет надеяться сохранить свое имущество. Например, если сломался телевизор, мы не можем просто пойти и выкинуть его на помойку. Мы его раз отремонтируем, два, три. И только когда уже скажут, что дешевле новый купить, чем старый отремонтировать, мы смиримся с тем, что с телевизором придется расстаться.

В ситуации банкротства становится понятно, зачем человек бизнес открывал. Если только ради денег, то он, как только начинаются проблемы, машет рукой и уходит: «Умерла так умерла». Есть другие. Наглядный пример – Ирбитский мотоциклетный завод. После банкротства у него сменились несколько собственников. Последние модернизировали мотоциклы, которые там выпускались, и продают их в Америку и Европу. Продажи идут какие-то, но не в том объеме, на который рассчитывали. Несмотря ни на что, нынешние владельцы стараются сохранить производство. Понятно, что люди работают еще и за идею и так просто от нее не откажутся. Так что как арбитражному управляющему мне проще с теми, кто не готов признать свою неудачу и отказаться от компании.

Спасает рыбалка. Это для меня самый лучший отдых. Сел в лодку летом или на ящичек зимой – тихо, спокойно и только одна мысль: «Сейчас должна клюнуть».