«Помните, как мы богатели в нулевые? А теперь Россия стала страной с экономикой доширака»

Константин Юрченко, доцент кафедры внешнеэкономической деятельности УрГЭУ:

— Периодически статистические и опросные ведомства выдают данные об изменении количества бедных людей в России. В зависимости от методики оценки, примененного критерия бедности и, будем честными, порой от поставленной задачи мы видим либо леденящие душу данные об увеличении числа бедных, либо умиротворяющие новости о том, что их, бедных, стало-таки меньше.

«Официальные» цифры гуляют вокруг 20 млн человек, иные же предлагают то удвоить эту цифру, то применить к ней иной повышающий коэффициент, указывая, какой процент людей не может позволить себе вторую пару обуви или подготовить детей к школе.

На каком-то этапе к теме подключились даже федеральные ТВ-каналы, которым по долгу службы, особенно в наши информационно непростые времена, положено отрицать сам факт присутствия негативных тенденций. Помнится, диктор одной из передач ЦТ воодушевленно сообщал, что во время всеобщего обеднения целесообразно, например, не купаться в ванной целиком, а совершать омовение душем, ибо это дает экономию на услугах ЖКХ по строкам «водоснабжение» (причем, горячее — традиционно более дорогое) и «водоотведение». Была еще тема ночных бдений и стирок при двухтарифном счетчике электроэнергии.

Впрочем, видимо, вскоре откуда надо поступил сигнал о недопустимости пораженческой риторики в центральных СМИ, и подобные лайфхаки из их повестки исчезли. Тут появились те, кто говорит, что разгул бедности мнимый, и все на самом деле не так плохо, а только кажется, либо «виноваты сами». В конечном итоге, не в цифрах дело. Ясно одно: дыма без огня не бывает. И раз о бедности пошло так много разговоров, то она явно усиливается и уже деформирует экономику и общество.

Читайте также на DK.RU: «Так из кризиса не выходят, нищета не может стать драйвером роста»

При этом у бедности появляются даже сторонники, которые, не имея возможности отрицать ее, пытаются наделить ее положительными чертами (причем по возможности избегая вступать в ряды бедных). Их аргумент: бедность = удешевление рабочей силы = снижение издержек = повышение ценовой конкурентоспособности (ну или, как вариант, рентабельности бизнеса).

Еще императрица Екатерина восхищалась бедностью, отметив после одной из своих поездок по подмандатным городам и весям, что чем беднее народ, тем меньше ему надо дать, чтобы снискать расположение. Такой вот был век просвещенного дворянства, но согласитесь, странным было бы слышать подобный аргумент сегодня. Хотя порой, как выражался известный герой одного отечественного фильма, «меня терзают смутные сомненья». Хитрость нынешних элит не стоит сбрасывать со счетов.

При всей экономической подоплеке таких аргументов давайте скажем честно, что растущий уровень бедности — явление однозначно плохое для экономики, для общества и для стабильности всего. Не будем говорить о цифрах, характеризующих бедность, — их полно в интернете, и все разные. Поговорим о ее качественных индикаторах, которые каждый из нас может прочувствовать, не став при этом жертвой статистических иллюзий. О том, почему для экономики это плохо, из-за чего это происходит, ну и в очередной раз поставим главный вопрос российской интеллигенции: «Что делать?».

Экономика доширака

Итак, как мы чувствуем и видим прогрессирующую бедность населения, даже если непосредственно нас она не касается (пока — ибо «от тюрьмы и от сумы не зарекайся»).

Во-первых, удешевление и упрощение потребления. Для магазинов это — снижение покупательского трафика и уменьшение среднего чека (об этом недавно отчитались практически все крупные ритейлеры). Для людей — увеличение в расходной части семейного бюджета затрат на продукты питания (у нас в среднем «по больнице» это уже около 35%), что оставляет все меньше и меньше на увеселения и на приобщение к разумному, доброму, вечному. А что делать: еда — это жесткий спрос, а увеселения можно отложить, без риска умереть от голода.  

Во-вторых, бум открытия магазинов в низком ценовом сегменте, который мы наблюдали два-три года назад. Посмотрите на первые этажи городских домов, покрасневшие от вывесок и логотипов. Иллюзий быть не должно: шанс урвать по запредельно низкой цене что-то невероятно качественное близок к нулю. Поэтому массовое появление дешевых товаров — не манна небесная, а нормальная реакция бизнеса на снижение покупательной способности.

Вспомните, часто ли вы видели колбасу дешевле 150 руб. за кг пять-шесть лет назад? Или вообще не обращали на такие изделия внимание? А сейчас предложение таких товаров довольно широко, там не так просто сделать выбор. Вот и задайтесь вопросом: с чего же у нас при ненулевой инфляции колбаса подешевела? И подсолнечное масло? На чем там сэкономили, не на ингредиентах ли?

Помните, некоторое время назад финская Kesko ушла с российского рынка, поскольку упавшая платежеспособность беднеющих российских масс не позволяет им покупать достойные товары, а торговать товарами, соответствующими оставшейся платежеспособности россиян, финнам не позволяет этика. Конечно, уход финского ритейлера — это не альфа и омега, но симптом.

В-третьих, массовое появление в магазинах покупателей со своими пакетами — это тоже к бедности. И не надо говорить об экологическом самосознании: оно не может массово проснуться у бедного населения, ибо есть иерархия потребностей, которую ничем не перешибить.

Не бывает такого, что люди готовы разбрасывать алюминиевые банки налево и направо, но при этом не позволяют себе выбрасывание лишнего полиэтиленового пакетика. А вот стремление сэкономить в годину суровых финансовых испытаний имеет тут более высокую объясняющую способность.

Наконец, в-четвертых, кредитная лихорадка, когда люди заимствуют не на долгосрочные покупки от прущего богатства, а на поддержание приемлемого уровня жизни. О возможных последствиях этой гонки потребкредитования коллеги уже неоднократно высказывались. Там иногда действительно потряхивает от предвкушения возможных сценариев грядущего.

Читайте также на DK.RU: «Кредитов взяли много, а платить нечем. Россию ждет кредитный коллапс в 2021 году»

Давайте вспомним, что крепкая экономика — это экономика с большим и, желательно, растущим потреблением. А бедность бьет именно сюда.

Ведь в нашей стране с ее сложившимися практиками распределения благосостояния бедность жутко асимметрична (то есть, раздается по принципу «где пусто, а где густо»). Отсюда рост имущественного неравенства. Мало того, теоретически это приводит к той самой ситуации, когда «низы могут не захотеть, а верхи — не смочь жить по старому».

Такая картинка  постепенно превращает страну в экономику доширака, так как массовый спрос удовлетворяется дешевыми продуктами, а немассовый спрос на качественные товары удовлетворять нерентабельно, поэтому удовлетворяется он в основном за рубежом.

Да, и к большим свершениям экономика доширака не предрасположена: прыгнуть высоко вверх из положения лежа затруднительно. А уж если при продолжении наблюдаемой динамики бедность проникнет в массовое сознание — пиши пропало. Мы это уже проходили сто лет назад, когда создавались «комбеды». Последствия помним. Не надо больше.

Что же делать?

Совсем недавно звучали предложения по поводу того, что надо перестать относить к бедным тех, у кого есть 6 соток приусадебного участка с корнеплодами, не обращая при этом внимания на размер текущего дохода. Но это, конечно, все от лукавого. Так можно и коррупционеров официально переименовать, например, в «мздоимцев» и на голубом глазу заявить, что ни одного коррупционера у нас больше нет, всех вывели. Тут как в медицине: лечить правильнее не симптомы, а болячку.

Бедность — это симптом, а болячка — это падающие (уже пять лет) реальные располагаемые доходы, которые не позволяют душе разгуляться в магазине. Эти доходы угнетаются, например, повышением существующих и введением новых налогов, введением платы за капремонт или утилизацию бытовых отходов, ну и прочими придуманными и находящимися в стадии разработки «ништяками» из серии лицензионных платежей за сбор грибов и ягод в лесу или за выращивание капусты на собственном огороде, которые призваны компенсировать в бюджете предоставляемые льготы госкорпорациям (хотя в теории предполагалось, что будет наоборот). 

В чем опасность прогрессирующей бедности для общества? Подобно вирусу, она воспроизводит себя дальше. Люди попадают в ловушку нищеты, которая программирует их на бедность.

Вы бедны и не можете позволить себе нормальное питание и расходы на здоровье и отдых. Льгот вы не имеете, живете плохо, работаете много, отмучаетесь рано. Ваши дети, которым вы не смогли из-за бедности помочь получить сильное образование (которое пока еще имеет значение на рынке труда) и попасть в годную тусовку, скорее всего, не смогут хорошо «устроиться» и воспроизведут бедный образ жизни по вашему образцу. Ну и так далее, поколение за поколением. 

Читайте также на DK.RU: «Население беднеет, а расходы растут. Кризис потребления может наступить к концу 2019-го»

Как быть, и каков здесь опыт успешных стран? Либо верхи делятся (сейчас это называется «социальной ответственностью»), либо государство формулирует условия, при которых этих верхов не станет. И это вовсе не про социализм.

Нобелевский лауреат Дуглас Норт писал, что экономические успехи во многом являются «результатом изменений в институциональном каркасе, который задает продуманную стимулирующую систему общества» (заметьте, без нацпроектов, которые заряжают денежные потоки по накатанной колее). Похоже, именно эта система у нас и сломалась. А она была.

Помните, как мы богатели в нулевые: у нас стали появляться плазменные телевизоры импортные (два), места в подземных паркингах, абонементы в фитнес-центры и прочие атрибуты современной жизни. А потом элиты сказали, что у них поменялись взгляды, подросли дети, подешевел рубль, поэтому отныне будет по-другому.

Ну и после этого вот это вот все с бедностью и закрутилось, и наше общество все больше стало походить на фантазийное «общество с цветовой дифференциацией штанов» — опять же, из известного отечественного фильма, — в котором «чатлане» никогда не снизойдут до чаяний «пацаков». 

Кстати, про изменение отношения элит к бедности и про готовность решать эту проблему во благо себе, в том числе. В пору моей юности транслировался фильм Мела Брукса «Life Stinks», в русскоязычном переводе шедший под двумя названиями: «Деньги не пахнут» и «Жизнь — дерьмо». При том, что это комедия, местами там встречались серьезные пассажи и мысли. Собственно, фильмов с подобными сюжетами, где богатый и бедный на время менялись местами, снято немало. Так что задумывался народ над этой проблемой, и, кажется, время задуматься пришло вновь.