«А если бы скупленные ваучеры я обратил в акции «Газпрома»? Наверное, был бы миллиардером»
25 лет назад в России закончилась ваучерная приватизация. Кто-то на ее волне стал владельцем промгигантов, кто-то не получил ничего. Как ею воспользовались будущие бизнесмены — на DK.RU.
Четверть века назад — в 1994 году — в России завершилась ваучерная приватизация, и больше 50% экономики страны перешло в частные руки. Правда, за два года найти «миллионы собственников», как это мечталось Борису Ельцину, не удалось. Большинство россиян так и не смогли воспользоваться первой отечественной ценной бумагой по назначению: ваучеры оседали в семейных архивах, разорившихся инвестиционных фондах, продавались за бесценок. 1 февраля, в день рождения первого президента РФ, DK.RU попросил екатеринбургских предпринимателей и топ-менеджеров вспомнить о том, как они сами и их родственники распорядились своими ваучерами, и принесла ли им что-нибудь «распродажа века».
Указ о начале чековой приватизации в стране первый президент России Борис Ельцин подписал 14 августа 1992 г., а спустя полтора месяца в отделениях Сбербанка начали выдавать ваучеры — приватизационные чеки номинальной стоимостью 10 тыс. руб. За каждый ваучер его обладатель должен был отдать 25 руб.
Фото: wikipedia
Приватизация должна была решить множество задач — и политических, и экономических: передать в частные руки госсобственность, сформировать новый класс собственников, избежать мелочного администрирования в условиях перехода к рыночной экономике и т.д. Причем, делать это надо было быстро, чтобы новый собственник как можно быстрее стал новым налогоплательщиком и поддерживал тем самым экономику России, — рассказывает руководитель архива Президентского центра Б.Н. Ельцина Дмитрий Пушмин.
Предполагалось, что каждый владелец приватизационного чека сможет приобрести на нее долю народного достояния — самостоятельно или через чековые инвестиционные фонды. В государственной программе указывались объекты и формы приватизации. Мелкие предприятия (с численностью работников до 200 человек) подлежали продаже на аукционах, крупные (с коллективом свыше тысячи человек) преобразовывались в ОАО. В первую очередь на акции такого предприятия могли претендовать его сотрудники — у них была возможность на льготных условиях приобрести именные привилегированные акции за ваучеры (не больше 25%), которые давали право получать дивиденды. Кроме того, коллектив мог выкупить — уже за деньги — пакет в 51% и получить право на управление предприятием.
Органы государственной власти выдавали памятки населению о том, как распорядиться ваучером, регулярно выпускалась разъяснительная периодика, где популярным языком объяснялось, что такое ваучер, во что его можно вложить и какие риски при этом существуют. Издания выпускались как на федеральном, так и на местном уровне — например, в Екатеринбурге регулярно выходил бюллетень «Собственник», который знакомил горожан с перечнем приватизируемого муниципального имущества. Нельзя сказать, что люди были в полном неведении, однако действительно с ощутимой для себя выгодой ваучерами воспользовались немногие, — говорит Дмитрий Пушмин.
Населению в доступной форме пытались объяснить, что такое ваучер и как им можно воспользоваться (копии документов предоставлены Ельцин Центром)
Согласно опросу, поведенному в 2017 г. ВЦИОМ, большая часть респондентов (33%) продали свой ваучер. Несмотря на то, что в номинале была указана сумма 10 тыс. руб., а один из идеологов приватизации Анатолий Чубайс в 1992 г. обещал, что через несколько лет ваучер будет равен стоимости «двух автомобилей «Волга», на деле за ваучер в разное время можно было выручить в лучшем случае денежный эквивалент бытовой техники, в худшем — бутылки водки.
Впрочем, 14% обладателей ваучеров вложили свои бумаги в чековые приватизационные фонды, подавляющее большинство которых обанкротилось через несколько лет, положив начало истории российских финансовых пирамид. Из 749 ЧИФов, созданных в 90-е годы, продолжают инвестиционную деятельность только пять фондов.
DK.RU спросил у предпринимателей — а как они распорядились этим имуществом?
Артур Воробьев, директор по стратегическому развитию клиники «УГМК-Здоровье»:
— Наша «ваучерная» история была типичной — одной из тысяч. Один из приватизационных чеков мы поменяли на купон печально известного «МММ», еще один отнесли в «Токур-золото», и, кстати, по нему даже один раз получили дивиденды — что-то около 18 руб. Удачнее всего получилось инвестировать третий: мы его продали перекупщикам на улице Вайнера в Екатеринбурге, и на эти деньги я купил жене туфли — как сейчас помню, «Ле Монти». Туфли она, кстати, проносила очень долго: по сравнению с тем, что тогда продавалось в магазинах и на рынках, они оказались очень качественными.
Евгений Ющук, директор компании «Маркетинг рисков и возможностей», профессор УрГЭУ:
— К моменту выпуска ваучеров мои родители, ранее столкнувшиеся с деградацией оборонного завода, где они работали, и я, посмотрев на развал медицины, где работал врачом, уже занялись бизнесом. Все мы, по сути, переехали в другую страну никуда не уезжая, и отдавали себе в этом отчет целиком и полностью. Понимая, что такое предпринимательская деятельность, мы оценили многочисленные предложения в духе «вложить ваучер в проект, сказать «крекс-пекс-фекс» и ждать, когда вырастет дерево с баблом», — как высоковероятное кидалово. А заниматься операциями с ваучерами как товаром желания не возникло (хотя это было вполне реально), у нас был совсем другой бизнес. Поэтому мы выбирали между двумя вариантами: продать или оставить на память как нумизматическую редкость. Решили, что редкостью ваучер станет нескоро, память о нем ценности не представляет и проще его просто поменять на деньги. Что и сделали — осознанно и без сожаления.
Некоторые, напротив, выбрали именно вариант бизнеса на приватизационных чеках — и не продавали, а, напротив, скупали их у населения и перекупщиков, обращая их в товар или перепродавая с наценкой.
Олег Федорченко, директор департамента розничного кредитования банка «Нейва»:
— В 90-е мы жили в небольшом городке Качканар, время было тяжелое, семья постоянно находилась в поисках средств к существованию, и тут ваучеры пришлись как нельзя более кстати. Они представляли собой фактические ценную бумагу на предъявителя, то есть права на ваучер передавались просто передачей самого ваучера физически. Идея для заработка возникла у отца сама собой, когда он был в Екатеринбурге. Стоимость ваучеров здесь была значительно выше, чем в нашем маленьком городке. В итоге для начала покупали ваучеры у знакомых и привозили их в Екатеринбург, продавая их с выгодой здесь. Позднее стали давать объявление и стоять на рынке с табличкой «купим ваучеры».
Основной объем сделок шел с 5 тыс. руб. с постепенным ростом до номинала и в последние месяцы стал превышать номинал ваучера (10 тыс. руб.). Потом было решено увеличить маржу: закупали оптом растворимый кофе на рынках Екатеринбурга и меняли в Качканаре кофе на ваучер. Это было выгодно и покупателю, и нам: покупатель получал товар, допустим, на 12 тыс. руб., за ваучеры, которые он бы мог продать перекупщику за 7-8 тыс. руб. А поскольку оптовая цена на кофе была ниже этих 7-8 тыс. руб., выгодно было и нам, сформировалась своя рыночная ниша и уникальное предложение.
Но конец истории достаточно философский: на каждого мудреца, как известно, довольно простоты. Примерно 20% заработанного мы обратили в деньги и потратили, 20% ваучеров сберегли и вложили в «Газпром» и «Норникель», но процентов 60 наших ваучеров ушла акулам побольше — их мы отдали в различные паевые фонды, и они сгинули в пучине формирования частного капитала России.
Александр Оглоблин, президент ТС «Елисей»:
— Ваучеризация пришлась на последние годы моего студенчества — я окончил СИНХ в 1993 г. В те годы я с тремя своими приятелями по вузу занимался тем, что тогда называли фарцовкой: покупали подешевле товар в других регионах и продавали подороже здесь. В частности, возили фрукты из Прибалтики. Товар был востребованный, но денег на оборот не было. Мой хороший знакомый давал нам кредиты под 2% в день — 720% годовых! — и для того, чтобы их отбить, приходилось очень быстро крутиться.
Когда появились ваучеры, мы быстро поняли, какие возможности они дают. Мы за наличку покупали на Вайнера, где стояли люди с плакатами «куплю-продам ваучеры», чеки у перекупщиков, скупали их у населения самостоятельно. Специально под эту деятельность мы открыли «Уральскую инвестиционную компанию», наш офис располагался прямо на Площади 1905 года, за памятником Ленина. Сформировав пакеты из нескольких сотен чеков, мы продавали их за безнал на Екатеринбургской фондовой бирже, переводили деньги в Санкт-Петербург, там закупали бананы и привозили их сюда. Бананы по разным точкам продавали студенты за наличку, ее мы снова обращали в ваучеры. Опосредованно этот студенческий бизнес стал началом компании «Уралагроимпорт» — со временем мы сосредоточились на оптовой торговле фруктами, поняв, что работу с ценными бумагами под себя агрессивно «подгребают» банки, и конкурировать с ними мы не сможем.
Меня иногда спрашивают: а что было бы, если скупленные ваучеры я бы обратил в акции «Газпрома», приватизация которого началась в 1993 году. Да, пожалуй, в таком случае я бы стал миллиардером. Но это — сейчас. А все эти годы — сидеть в студенческих штанах с дыркой? Как бы то ни было, всего предугадать невозможно, а ваучеризацию я вспоминаю достаточно благодушно.
Ценные бумаги государственной или частной компании, согласно опросу ВЦИОМ, приобрели только 13% респондентов. И, естественно, далеко не все сделали ставку на прибыльную и устойчивую компанию. 10% и вовсе даром отдали ваучеры родственникам и знакомым.
Сергей Суховеев, руководитель Event-агентства Sukhoveev:
— В нашей семье было четыре ваучера, еще шесть нам прислали родственники с Северного Кавказа, которые не знали, как ими распорядиться. Родители решили вложить их в акции предприятия и долго выбирали отрасль: энергетика (отец всю жизнь проработал в «Тюменьэнерго») или нефтянка? Честно говоря, если бы вложились в «Тюменьэнерго», через несколько лет на полученные акции можно было бы купить пару квартир в Екатеринбурге. Но ваучеры вложили в ПАО Инвестиционная компания социальной защиты и развития малочисленных народов Севера «Титул». Тогда компания планировала инвестировать в нефтяную промышленность, позже этого не случилось. Она до сих пор существует, но дивиденды так и не видел никто из акционеров с 1994 г.: якобы по воле самих акционеров, было принято решение сначала на прибыль покупать еще акции, затем и вовсе не выплачивать дивиденды, а вкладывать прибыль в развитие компании, что успешно происходит до сих пор. Юристы в этой истории не помогут, нужно собрать совещание акционеров и на нем принять решение выплачивать дивиденды. Сейчас я планирую узнать, насколько увеличилось количество акций и следить за развитием событий. Даже не знаю, кто может помочь в этой ситуации, наверное только правительство. Акции можно только продать за копейки самому «Титулу», больше вариантов получения прибыли пока нет.
Илья Сулла, директор Свердловского областного фонда поддержки предпринимательства:
— В истории с ваучерами из всей нашей семьи самым грамотным инвестором оказалась мама, врач по профессии. Но вышло это по чистой случайности.
Я свой ваучер продал, когда пошел на обед. На тот момент я уже работал в Центре содействия предпринимательству. Наш офис находился рядом с метро Площадь 1905 года, мы ходили обедать в столовую через дорогу. Там каждый день «дежурили» перекупщики с картонными табличками: «Золото, ваучеры». Одному из них я и сдал свой ваучер. Заплатили мне, кстати, приличную сумму — она была соизмерима с моей месячной зарплатой.
Папа за свой ваучер по факту не получил ничего. Он загорелся идеей вложиться в приватизацию строительно-монтажного управления, в котором работал, собрал ваучеры всех родственников. Свой ваучер, конечно, отнес туда в первых рядах. Но предприятие спустя несколько лет обанкротилось, и все его акционеры остались ни с чем.
Подбивал он на это дело и маму. Но только она свой ваучер для сохранности положила в книжку, а потом в нужный момент не смогла найти. Когда он обнаружился, до конца приватизации оставались считанные дни. В Доме офицеров, рядом с которым родители жили, в обмен на ваучеры давали акции «Газпрома» (его приватизация началась в 1993 г. по особым правилам — ред.). Мама отдала свой ваучер туда и получила, если я не ошибаюсь, 2000 акций ОАО «Газпром».
В конце 90-х нам срочно понадобились деньги, и мы эти акции продали. Помню, когда начиналась приватизация, со всех экранов Чубайс говорил, что через несколько лет на ваучер можно будет купить «Волгу». Когда родители продали акции «Газпрома», полученные за мамин ваучер, сумма действительно была примерно равна стоимости автомобиля.
Некоторые вообще никак не использовали свой ваучер или через четверть века не могут вспомнить, куда вложили свое право на долю «народного достояния».
Сергей Мазуркевич, генеральный директор ГК «Транссибурал»:
— Как я распорядился своим ваучером, я, честно говоря, даже не помню. Но вообще, идея ваучеризации и разумного распределения ресурсов, накопленных государством за 70 лет, была вполне благой. Однако у руля стояли не те лица, и процесс быстро стал напоминать игру в наперстки. Реальную выгоду в итоге получили не граждане, а подставные лица, в большинстве своем не имевшие компетенций ни в управлении, ни в промышленном производстве. Все это, к большому сожалению, обернулось промышленным коллапсом.
С конца 1992 г. начали проводить чековые аукционы, на которые продавались акции крупных предприятий, не распространенные среди их работников. В марте и апреле 1993 г. Госкомимущество провело два всероссийских чековых аукциона, на втором, в частности, были выставлены на продажу акции «Уралмашзавода», 18% которых приобрела компания «Биопроцесс» Кахи Бендукидзе. За пакет отдали 130 тыс. ваучеров: по современным оценкам, значительную часть промышленного гиганта уступили фактически за бесценок.
Завершилась ваучерная приватизация 30 июня 1994 года. Меньше чем за два года граждане вложили, продали или обменяли 148,6 млн приватизационных чеков, а эксперты, историки и обыватели до сих пор обсуждают ее итоги.
У ваучерной приватизации много критиков. В начале 1990-х страна напоминала большую биржу с запутанными правилами игры, в которой было место не только удачливым дельцам, но и миллионам проигравших. Кроме того, друг на друга наслаивалось множество экономических процессов, которые, как разные протоколы при лечении тяжелобольного человека, вступали в противоречие друг с другом и давали побочные эффекты: например, с одной стороны, в то время страна боролась с инфляцией, с другой — выпускались приватизационные чеки, которые, по сути, стали дополнительной денежной массой. Но, как бы то ни было, приватизация муниципальной собственности прошла относительно безболезненно, а приватизация крупного бизнеса вообще оказалась обратимым процессом — если посмотреть, то в последние годы все больше предприятий вернулись или возвращаются под контроль государства, — отмечает Дмитрий Пушмин.
Своим правом на получение доли народного достояния воспользовались единицы (иллюстрация из памятки собственнику ваучеров, копия документа предоставлена Ельцин Центром)
В 2004 г. российская Счетная палата выпустила экспертное заключение — анализ приватизации государственной собственности в Российской Федерации. В ведомстве признают: несмотря на то, что к концу 90-х в целом была решена задача изменения форм собственности (более 58,9% предприятий стали частными), достичь большинства целей авторам этого процесса не удалось. Класс эффективных частных собственников не сформировался, деятельность предприятий не стала более эффективной, в ряде отраслей не удалось сохранить конкурентное положение предприятий на отечественном и мировом рынках.
Приватизация, как отмечают эксперты Счетной палаты, проходила с массовыми нарушениями, стоимость приватизируемых активов существенно занижалась, органы власти не могли контролировать происходящие процессы. Тем не менее, уверены в ведомстве, приватизация была неизбежна, а оснований для массовой отмены или пересмотра ее итогов не нашли.
Но, оценивая целесообразность принятия решения о начале массовой приватизации, необходимо учитывать тот факт, что спонтанная приватизация тысяч предприятий в России началась еще на рубеже 1980-1990-х годов и проводилась зачастую силовыми и криминальными методами. Что касается недостаточности и неполноты законодательной базы, то они не являются основанием для отмены либо пересмотра итогов приватизации 1993-2003 годов, — говорится в отчете.