Сергей Макшанов: До 2018 г. перемен к лучшему не будет

Сергей Макшанов

Эксперт, управляющий ГК «Институт Тренинга — АРБ Про» 

Образование:  Санкт‑Петербургский государственный университет, факультет психологии. 

Доктор психологических наук.

Руководитель проектов по разработке стратегии компаний, внедрению технологии стратегического планирования, проектов по максимизации прибыльности бизнеса (технология PIL (Profit, Interruption, Losses) — авторская разработка ГК «Институт Тренинга — АРБ Про»), разработке концепций бизнеса и созданию информационно‑аналитических продуктов.

Автор монографий «Психология тренинга», «Психология менеджмента», «Психология профессиональной подготовки» и др.

Проекты в компаниях: HBC Eurasia, Wrigley, Nestle, Т.Б.М., Интерпайп, Баркли, Холдинг «Атлант-М», Иркутскэнерго, «Снежная королева», К-Телеком, Урал-ФД, Холдинг СКМ, Холдинг «Петровский», Университет «Синергия» и др.

 

Сергей Макшанов, один из ведущих в стране ­экспертов по стратегическому управлению, рассказал «ДК», почему наступивший год будет сложнее, чем предыдущий, но бояться этого не стоит. 

Темпы роста ВВП в 2014 г. будут выше, чем в 2013 г., но картины это не меняет: сохраняющаяся сырьевая структура российской экономики не оставляет ей никаких шансов для «потребных» 5‑7% положительной годовой динамики ВВП. 

По мнению Сергея Макшанова, компенсаторный механизм внутри страны, замещающий ухудшение мировой конъюнктуры за счет облегчения условий для бизнеса, в 2013 г. так и не заработал.

Можно ли ожидать радикального обновления экономического фона в 2014 г., по сравнению с 2013 г., — как со знаком «плюс», так и со знаком «минус»?

— Общий экономический фон в 2014 г. не изменится. В мировой экономике, которая останется ключевым фактором, влияющим на экономику российскую, сущностных изменений пока не произошло. Российская экономика слишком мала и слабо диверсифицирована для того, чтобы повлиять на этот фон в 2014 г. Стимулов для позитивной динамики из внешней среды, дающих возможность расти на экспорте, мы не ждем, их нет, нам тут не развернуться. Фактически экономика России остановилась. И в ряде территорий, отраслей и конкретных бизнесов даже начала снижаться. Но причина тут не внешняя: такова сейчас ситуация внутри российской экономики, у нее нет мощных стимулов для роста. 

Почему? 

— Во‑первых, остановились масштабные инфраструктурные инвестиционные проекты, которые финансировались из бюджета. АТЭС и Универсиада прошли, Олимпиада пройдет, и эти проекты не дали перехода на новый уровень развития регионов, кроме, пожалуй, Казани. Возврат потраченных средств будет очень медленным, и у Сочи в том числе. Но эти проекты давали спрос, загружали мощности производителей стройматериалов, арматуры, металлов, фасадных конструкций и пр. И вот это все закончилось — стоп. Регионы крупных строек лишены бюджетной подпитки. Большинство регионов и так в бюджетном дефиците, и он будет только нарастать. 

Неужели совсем нет позитивных трендов?

— Самые позитивные факторы, которые сейчас работают на российскую экономику — открытие новых современных производств, рост несырьевого экспорта, появление качественных образовательных учреждений и программ, — находятся еще очень далеко от точки, когда они начнут качественно влиять на ситуацию в целом. В 2013 г. открыто на 66 заводов меньше, чем в 2012 г. Почему? Инвесторы боятся. В 2014 г. не только сохранится существующее давление на отрасли, но появятся и новые его виды. Давление на транспортную логистику было приемлемым, сейчас оно запредельное. С 1 января 12‑тонные грузовые автомобили будут подвергнуты трехрублевой ренте за километр, за проезд по федеральным трассам надо будет платить. Многие компании лишатся рентабельности. Да, несырьевой экспорт растет, за 6 лет он увеличился почти на $65 млрд, но все равно доля сырья в общей структуре не меняется. Улучшений в бизнес‑климате, которые были бы системными и, самое главное, давали бы общий и внятный стимул инвестировать в российскую экономику резидентам и нерезидентам, нет. Бизнес‑климат ухудшается.

 

Но ведь повышение позиции России в рейтинге Doing Business за 2013‑2014 гг. существенное: плюс 19 пунктов… 

— Да, существенное: здорово, овации! Но, во‑первых, сколько лет процесс был обратным? И, во‑вторых, — где сейчас необходимо максимальное продвижение в улучшении бизнес‑климата? Стройка, и еще раз стройка. На стройке улучшений — ноль. А стройка и логистика — это отрасли, которые имеют мультипликативный эффект, кроме того, определяют инвестиционный имидж страны, а именно — качество инфраструктуры. По сравнению с другими странами наша инфраструктура выглядит не лучшим образом. Сейчас земля малодоступна, а все эти разрешения на строительство — это долго, муторно, дорого. В некоторых регионах вообще невозможно получить землю, потому что там сложились группы влияния, которые не дают возможность зайти иногородним бизнесменам — Ижевск, Татарстан. Там очень трудно что‑то делать. Когда мы видим, что процентная ставка по кредиту для многих предприятий страны выше их рентабельности, то комментировать больше нечего. То, что сказано в послании президента (Федеральному собранию — Прим. ред.) по поводу приоритетного внимания Дальнему Востоку и Сибири, — да, здорово, всеми руками за. Но, первое, — когда это будет? И второе — мы понимаем, что деградация на этих территориях уже достигла внушительных размеров, и ни за 2014, ни за 2015 гг. ее не преодолеть. К отраслям под давлением добавились HoReCa, аптечный ритейл, банковский сектор. Продолжающийся отзыв лицензий — это перебитая артерия. Захлебываются многие юридические лица, их счета и вклады не имеют защиты. Любому инвестору очень бы понравилось, если бы у нас было, как в Австрии: госгарантия для всех форм банковских вкладов — 100%. Когда инвестор понимает, что банк даже из первой сотни может превратиться в «тыкву», — инвестор в печали. Деньги любят тишину, но разве тишины, стабильности, предсказуемости стало больше? Нет. Неопределенность выросла. Сейчас давление коснулось банков, в следующем году — страховых компаний, продолжается давление на алкогольную отрасль, на логистику. Что за этим следует? Бегство инвесторов, отток капитала и уход в тень бешеными темпами. 

Весь тот позитивный рост, новые проекты, которые есть, — это усилия людей с крепкой волей и зачастую с совестью, которые и тащат экономику. Но они не имеют решающего значения. И хотя бизнес — территория не для пессимистов, тем не менее прогноз такой, какой есть. Будет хуже, чем в 2013 г., вероятность рецессии существует даже при высоких ценах на нефть.

В 2013 г. было ощущение, что процессы в американской и европейской экономиках позитивнее, чем в 2012 г. В Европе уже не так часто говорили о дефолтах, Америка очень медленно, но начала расти. Может быть, все‑таки российский сырьевой экспорт на этом развороте тоже может подняться?

— На самом деле, экономика Европы остановила спад, развернулись в рост Испания, Ирландия, и не на шутку, потому что они на самом деле оздоравливают экономику. Но все, что говорят о ЕС в США, — это прежде всего их PR, им не нужен конкурент на рынке денежной эмиссии. В Америке ситуация противоречивая. Они резко улучшили условия для производителей — тарифы там сейчас ниже, чем в России. По всем параметрам: электроэнергия, отопление — бизнес‑климат лучше. Поэтому туда сейчас побежали инвесторы. Включился инсорсинг — то есть американские производители возвращаются на свою территорию. Источник всего этого мощный — вброс сланцевых углеводородов на территорию США. Пока мы располагаем очень противоречивыми данными о сланцевой энергии, ситуация напоминает надувающийся пузырь. Скважины, где добывают сланцевую нефть и газ, очень быстро истощаются. При этом происходит резкий вывод из оборота земель. Очень похоже, что это недостаточный и недолговременный фактор роста. Но сейчас он есть. 

Пока непонятно, как отразится на рынке нефти и газа активизация Ирана и рост ливийских поставок. Это такое неизвестное в уравнении. Да и та же Европа диверсифицирует поставки — все больше получает сжиженного газа.

А если говорить о доступности ликвидности на глобальном рынке?

— Федеральный резерв не останавливает, в отличие от нашего ЦБ, поддержку ликвидностью. У нас не так. Разделяю точку зрения, что среди источников роста до 2012 г. был постоянный рост денежной массы, в среднем на 33% в год. В 2013 г. эта динамика прекратилась, а снижение темпов роста началось еще раньше: 11% было в 2012 г., в 2013 г. осталось 7%.

Но ведь это аргументируется необходимостью снижения инфляции в РФ…

— Такие аргументы вызывают недоумение, потому что природа российской инфляции не в росте денежной массы, а в росте тарифов монополистов и коррупционной ренты. Качество предоставления услуг этими структурами не требует вообще никаких комментариев. Средства просто пропадают, а тарифы растут на 10%, 15%, 20%. 

Основным стимулом к увеличению темпов экономического роста г-н Макшанов видит не активность государства через финансирование крупных проектов, а, напротив, снижение его влияния на бизнес, ликвидацию запретительных барьеров.

Согласны ли вы с утверждениями, что в следующем году рост ВВП все‑таки будет выше, чем в 2013 г., потому что база низкая, и после 1,5%, даже 1,4%, непременно будет 3,5%?

— Возможно, потому что прогноз для прошлого года уже три раза понижался. 2014 г. будет в этом смысле получше, но сути это не меняет. Для роста есть колоссальнейший источник, но он не «выстрелит» в 2014 г. Я имею в виду импортозамещение. Мы сейчас с вами не найдем ни одного российского продукта на себе — ни рубашки, ни обуви. Не начнет в 2014 г. влиять на региональную экономику и финансирование мероприятий, связанных с футбольным чемпионатом 2018 г. Это масштабное влияние, его позитивное значение для локальных экономик будет сильнее, чем от Олимпиады. Но не в 2014 г.

Но не может же конъюнктура быть такой плохой длительное время. Когда ждать перемен к лучшему? 

— Год, на который ориентируемся мы, — 2018. Начнется разворот мировой экономики к росту, и связано это будет с массовым выпуском новых групп товаров, устройств и основанных на них сервисов. То есть предстоит пережить 2014, 2015, 2016 и 2017 гг. Программы и меры, которые сейчас на слуху, недостаточно эффективны, чтобы мы перешли к потребному росту хотя бы в 5%. Для этого нужна другая программа: действительного ослабления налогового и бюрократического бремени, радикального — 50‑кратного или 20‑кратного сокращения непродуктивных расходов монополистов и в системе бюрократии.

А есть ли среди участников ваших проектов по всей стране представители отраслей, у которых все хорошо и сейчас?

— Основные участники проектов и разного рода бизнес‑встреч — это как раз люди, которые успешно крутят штурвал в любых условиях. Нет прямой зависимости состояния дел в компании от общего падения в ее отрасли. Успешность пока существенно зависит от качества управления. Уровень конкуренции и консолидации российского рынка позволяет в любой отрасли, невзирая на конъюнктуру, быть в росте. В то же время, правда, есть отрасли, где дела идут несколько лучше, чем у других. Прекрасно идут дела в банковском секторе, хорошо в ритейле, отлично в частной медицине, это самая динамичная отрасль. Хорошо идут дела во всех сегментах HoReCa. Безусловно, в ИТ и телекоме. Логистический бизнес тоже будет расти еще и потому, что трансграничная и межрегиональная торговля потребует все более высокого уровня сервиса. Другое дело, что причины этого роста без­условно субъективны. Есть команды, которые открыты к новому, наращивают свой опыт за счет практик других компаний.

Что, с вашей точки зрения, может делать государство, чтобы улучшить конъюнктуру? К финансированию крупных инфраструктурных проектов как относитесь? 

— Любая активность может только приветствоваться. Но множество руководителей скажет, что есть другая прекрасная возможность. Надо перестать давить на бизнес, остановить постоянный рост фискальной, тарифной, акцизной нагрузки. Не надо ничего вбрасывать в экономику. Снимите ограничения, ненужный контроль некомпетентными людьми, который ведется только с целью извлечения коррупционной ренты. Большой подъемной силой обладают не деньги, бизнес может заработать денег. Подъемная сила в том, чтобы позволить расти успешным бизнесам и перестать вмешиваться. 

Да, без государства не получатся инфраструктурные проекты, связанные с Сибирью и Дальним Востоком. Уверен, что можно с помощью государства построить шикарную трехполосную высокоскоростную дорогу (ж/д и автобан) — Токио — Лондон. Это даст больше денег, чем все углеводороды. Тем более, что под боком мощные технологические партнеры — Япония, Южная Корея. Пока же все, что происходит, — паллиатив, не говоря уже о росте запретительной активности. Была группа «Дюна» с песней «Стой, кто плывет, здесь плыть запрещено, здесь даже рыба не может проплывать…». Вот это все и продолжается. 

Государство, вводя очередную нагрузку, объясняет это целями пополнения бюджета. 

— Думаю, что только сокращение бюрократического аппарата хотя бы до 60% от мировых стандартов даст больше денег в бюджет, чем все усилия по выдавливанию денег из бизнеса. У нас низкая безработица не потому, что у нас эффективная занятость. А потому, что никому не нужную работу или работу трех человек будет выполнять тысяча. Самое главное — перестать врать. В стране есть деньги, и дело не в них.

Какие драйверы роста региональных компаний работают вне зависимости от текущих обстоятельств? 

— Российская экономика — это совокупность региональных экономик, с очень большой спецификой. Поэтому эффективным компаниям интересней и проще развивать бизнес около транзитных центров, тех, которые развивают большинство видов трафика с позитивной динамикой. Сейчас растут те, кому удалось собрать адекватную команду и «посадить» стратегию компании на несколько длинных трендов. Транзитные города — один из них: есть постоянный трафик, именно поэтому экономика все больше становится экономикой городов‑хабов. Длинный тренд — старение населения. Объем медицинских услуг и сервисов почему растет так бурно? Не только потому, что их изначально мало, но и потому, что растет количество пожилых людей. Технологии с приставками био‑, нано‑, крио‑, эко‑ и т. д. будут востребованы в первую очередь именно поэтому. Еще один длинный тренд — рост стоимости продуктов питания. 

О каких компаниях, которые следуют вашему давнишнему лозунгу о расширении присутствия на глобальных рынках, вы можете с гордостью говорить в 2014 г.? 

— 30 российских компаний входят в список Forbes Global‑2000. То есть среди 2 000 крупнейших компаний мира — 30 российских. Безусловно, снимаем шляпу перед компанией «Тандер». Ее сеть «Магнит» — это чисто российский бизнес: магазины из провинции, объединенные в сеть, вошли в число 2 000 мировых компаний из 500 млн. Так же и Сбербанк, который очень быстро меняется. Еще 3‑4 года назад он воспринимался как огромная локальная компания. Сейчас это международный игрок и входит в топ‑10 мировых банков. Пока нельзя говорить, что «новые» российские глобальные компании добились какого‑то колоссального успеха по сравнению с теми, что присутствуют на мировом рынке давно. Заметные российские высокотехнологичные компании — Elecard, ABBYY, «Касперский», «Технониколь» — как были на лидирующих позициях в мире или Европе на своих рынках, так и остаются. Особенно выделил бы «Транзас марин» из Санкт‑Петербурга (группа «Транзас» — мировой лидер в производстве морских навигационных систем и профессиональных тренажеров для флота — Прим. ред.). У них клиенты из таких сфер, что шутить не будут, — спецслужбы, военные из разных стран, которых вряд ли ­поощряют к использованию российского продукта. Но тем не менее он востребован! «Транзас» занимает 45% мирового рынка морских тренажеров, 35% мирового рынка электронных картографических систем. Такие примеры — лучшее основание для оптимизма. Я верю в наших людей, в то, что они пройдут и через текущие испытания. Постоянно идет накопление опыта, переход количества в качество. Те, кто взял на себя ответственность за других людей и открыл бизнес, понимают, что не стоит ждать чудес, потому что большой отрыв от развитых рынков открывает колоссальные возможности, но и означает колоссальный объем работ в будущем. Это длинный путь. Да, в очень тяжелых условиях. Да, со множеством препятствий. Но движение по нему не остановить.