«Сейчас больше оснований для оптимизма». Дмитрий Лепетиков — про рост ВВП, санкции и банки

Дмитрий Лепетиков, начальник управления маркетинговой стратегии и исследований ВТБ24, рассказал DK.RU, как будет чувствовать себя российская экономика в условиях продолжающейся рецессии, есть ли поводы для оптимизма и как изменится банковский сектор.

 

 

В ноябре 2015 г. вы говорили, что экономика достигла дна. Что происходит сейчас?

 

— Кажется, что сейчас больше оснований для оптимизма, потому что по 2016 году выровнялись все важные индикаторы. Цена нефти стабилизировалась, теперь она колеблется на уровне близко к $50. С конъюнктурой мирового рынка ситуация пока лучше, чем мы думали. 

 

Новых очагов проблем не возникло. Более того, периодически идут сигналы о том, что с Россией надо бы немного помириться. Меняется тональность выступлений мировых лидеров. То есть внешняя ситуация достаточно благоприятная, лучше, чем она виделась в конце прошлого года. 

 

Курс рубля по-прежнему напрямую зависит от нефти. Чтобы понять, как он будет вести себя сегодня, надо посмотреть, какой вчера была стоимость нефти. Если к утру она упала, то и рубль упадет, а если выросла, то вырастет и рубль.  

 

Инфляция снижается, по сути она стала однозначной, и наверняка останется такой по итогам года — где-то в интервале  7-8%. 

 

Остановилось падение инвестиций. Они еще не растут, но хорошо уже то, что они не падают, как раньше. Крупные компании в целом уже прошли пик своих реорганизаций. Те, кто хотел уволить персонал, уже уволили, кто хотел снизить расходы, в целом уже сократили. В этом году мы не ждем такого сильного падения реальных доходов, как в прошлом году. Скорее всего, оно будет, но в ряде отраслей, возможно, будет и рост. 

 

Конечно, нет оснований считать, что ситуация будет явно лучше, но значимо хуже быть не должно.

 

Хуже, может, и не будет, но по сути нет факторов для существенного роста экономики. 

 

— Сектора экономики ведут себя очень по-разному. Очень хорошо развиваются сельское хозяйство и пищевая промышленность. Они действительно растут и будут расти — это тот случай, когда санкции оказались полезными. Не знаю, как у вас, но в Москве я за год увидел огромное количество разных продуктов российских торговых марок, о существовании которых два года назад и не подозревал, потому что были в основном иностранные товары.

 

— У нас они тоже появились, но качество многих не особо хвалят.

 

Не будет же так, что ты взял финскую сметану, заменил этикетку Valio на «Буренушка», а сметана осталась на том же уровне. Факт в том, что развивается свое производство, оно стимулируется потребительским спросом, пусть отчасти искусственным — покупают, потому что другого нет.

 

Но, есть, конечно, много секторов, где светлых перспектив не видно. Например, машиностроение — для Свердловской области это особенно актуально. Не очень понятно, что там будет, поскольку налицо масштабное технологическое отставание. Мир все сложнее, и каждая страна должна находить место в международном разделении труда. Я видел большую опасность в событиях, которые начались в 2014 году, в том, что Россия может быть выдавлена из международной системы разделения труда, и мы просто превратимся не то что бы в Северную Корею, но в что-то достаточное замкнутое. 

 

Опасения оправдываются?

 

— К счастью, нет. Покажу на примере индикаторов. Посмотрим динамику курсов таких валют как рубль, бразильский реал, южноафриканский рэнд, турецкая лира, мексиканское песо. Это валюты стран, которые раньше с точки зрения международных инвесторов, были сравнимы с Россией. Динамика их курсов с 2010-2011 гг. была очень похожей, но в 2014-2015 гг. рубль упал значительно больше, чем они. А в этом году он снова ведет себя так же, пусть и на уровне в два раза ниже. Разницей в этом своеобразном рейтинге мы заплатили за восприятие международным сообществом Крыма, Донбасса и других связанных с этим событий. Но есть ощущение, что больше мы платить уже не будем, и международные инвесторы нашли новую точку равновесия для инвестиций в рубль. Это означает, что Россия снова становится страной, с которой можно иметь дело, правда, осторожнее, чем до 2014 г.

Вопрос в том, как и где мы можем конкурировать на международном рынке. Думаю, в технологическом секторе, за исключением военных технологий, вряд ли, но в пищевой промышленности и сельском хозяйстве — реально. В конце концов, когда-то Россия была крупнейшим экспортером пшеницы. И мы возили пшеницу в Южную Америку. А теперь они везут к нам мясо. На мой взгляд, мы пережили небольшой трансформационный период, и, если не будет каких-то новых потрясений, мы восстановим свое место в международном разделении труда.

 

Доля России в мировой экономике в последние годы снижается. Экономический рост возможен без структурных реформ?

 

— Не думаю. Нельзя сказать, что рост, который был у нас в предыдущие годы, целиком и полностью заработан нами. Та же производительность труда не выросла настолько, насколько увеличились доходы населения. Некоторое время мы получали больше, чем заслуживали. Теперь получаем меньше, но нельзя сказать, что нас кто-то обидел: идет режим компенсации за полученное в предыдущее время. 

 

Конечно, правительство что-то делало, создавало какие-то механизмы, но вряд ли они достаточны для восстановления экономического роста. Поэтому если не будет новых позитивных внешних сигналов, то не будет и экономического роста без структурных реформ. Про них очень много говорится, что-то и делается, но этого недостаточно.

 

 

Что происходит в банковском секторе? Звучат разные мнения: с одной стороны говорят, что острая ситуация уже прошла, с другой — что настоящий банковский кризис еще впереди. На ваш взгляд, не будет ли такого, что качество кредитов, которые выдали с начала кризиса, бурно растущей ипотеки — значительно ухудшится в сравнительно близком будущем?

 

— Думаю, скорее нет. Последнее время, по крайней мере, крупнейшие банки, выдавали кредиты  еще более ответственно, чем раньше. Обычно первое, что делают банкиры при начале кризиса — сокращают риски. Требования к заемщикам увеличиваются. Поэтому кредиты, выданные в последнее время, стали даже более качественными, чем те, что были выданы в период, когда рынок растет.

 

 Другой вопрос в том, что за последние два года очень сильно вырос сектор микрокредитования. Там ситуация гораздо хуже: ниже качество заемщиков, они гораздо менее грамотны финансово, и условия кредитования гораздо более неприятны для них. Сами технологии работы многих микрофинансовых организаций не настроены на то, чтобы заемщик обязательно вовремя вернул заем. Зачастую МФО даже выгодно, чтобы он его просрочил, потому что за счет штрафов платеж резко увеличивается. 

 

Даже по официальной статистике ЦБ, которая публикуется на сайте, средняя ставка микрофинансовых займов — более 800% в год. Простым языком это означает, что достаточно заплатить одному заемщику из восьми, чтобы окупить весь бизнес. 

 

Микрофинансовый сектор может послужить источником серьезных проблем для населения, банки — нет. По статистике мы видим, что у нас в банковской системе в целом доля платежей банкам в совокупных расходах населения падает. В среднем у нас еще год назад граждане платили банкам около 20% своих доходов. Сейчас, по первым месяцам 2016 года — чуть больше 15%.

 

Недавно была статистика о том, что учителя и врачи платят по кредитам до трети дохода. 

 

— У них небольшие доходы, причина в этом. 

 

Привлекательность работников бюджетного сектора как заемщиков сохранится?

 

— В чем преимущество у заемщика-бюджетника? У него стабильный доход. В Москве хороший учитель может зарабатывать 60-70 тыс. руб. со всеми надбавками и категориями. Не то чтобы очень много, но жить можно, и даже платить по кредиту. Школа всегда будет, и детей всегда нужно учить. Хороший учитель всегда на хорошем счету, не говоря уже о том, что некоторые зарабатывают еще и частными уроками. Кстати, по статистике работники сферы образования одни из самых лучших с точки зрения финансовой дисциплины. Учителя, завучи, директора школ — замечательные заемщики, как правило, своевременно и вовремя выполняющие свои обязательства. 

 

Кто сейчас наиболее привлекателен и непривлекателен среди заемщиков? 

 

— Нельзя сказать, что кого-то кредитовать стало менее интересно. Это сильно зависит от состояния экономики региона. Если она более-менее дышит, то все относительно неплохо. Есть регионы-доноры, например, ХМАО, и регионы-реципиенты, например, Курганская область. В регионах-реципиентах условия для кредитования хуже: и доходы у населения маленькие, и с экономикой не очень. Риски там более высокие, и человеку труднее получить кредит. 

 

На каких нишах банки сейчас будут хорошо зарабатывать?

 

— Сейчас, скорее всего, на так называемом daily-banking — ежедневном обслуживании рутинных операций клиентов. Чем наша банковская система в предыдущие годы сильно отличалась от европейской или американской? У нас значительно выше был вес именно кредитных доходов, а у них — транзакционных. То есть банки зарабатывают на том, что клиенты через них постоянно совершают операции. Когда вы что-то покупаете и оплачиваете картой, в этот момент зарабатывают банки, которые выдали карту и которые поставили терминал в торговой точке. Именно поэтому банки делятся различными кэшбэками, милями и бонусами с клиентами — они стимулируют траты, потому что все равно заработают больше на транзакции. Именно этот ежедневный банкинг является областью, где, скорее всего, будет наращиваться конкуренция и будет больше доходов.

 

Можно давать клиенту универсальный сервис. Сейчас борьба идет за то, чтобы клиент не просто взял кредит, а перевел к тебе все операции. Для этого ему предлагают разные скидки, идет ценовая конкуренция.

 

На мой взгляд, финансовый сектор созрел для сокращения ставок, и ЦБ в июне может снизить ключевую ставку.

 

Это будет означать, что кредитные доходы сократятся, и их надо будет чем-то заменить. Сделать это можно будет разве что с помощью daily-banking. 

 

На ваш взгляд, возможно падение ставок и снижение инфляции до целевых 4%? 

 

— Не в этом году, но в принципе возможно. Между инфляцией, ключевой ставкой и кредитными ставками на рынке есть прямая связь. Сейчас нормальная ипотечная ставка — 12-13% при ключевой ставке в 11% и депозитной ставке в надежном банке — 7-8%. Если все они снизятся, к примеру, на 2 п.п., то и кредитные ставки будут ниже.

 

В следующем году, если инфляционный тренд пойдет на дальнейшее снижение, это возможно. То, что для России необычна инфляция в 4%, не означает, что этого не может быть никогда. Мы знаем, что в многих других странах она близка к нулю, и это даже плохо, потому что замораживает экономику. У предпринимателей нет стимулов наращивать производство, потому что они не получают прибыль.

 

Цель по инфляции в 4%, которую ставит ЦБ, вполне реальна, и насколько я вижу из выступлений его руководителей, они верят в то, что достигнут ее.

 

У некоторых предпринимателей есть ощущение, что крупные банки ничего не хотят делать, потому что к ним и так приходят клиенты за счет их надежности.

 

— Не соглашусь с тезисом, что банки ничего не делают, потому что не испытывают конкуренции. Как минимум есть конкуренция между крупнейшими банками. В ряде секторов есть очень сильные конкуренты — негосударственные банки. Например, «Тинькофф банк» — серьезный конкурент на рынке кредитных карт, а раньше лидером рынка был «Русский стандарт» — это частные банки с харизматичными владельцами. В автокредитовании есть банки, приближенные к автопроизводителям. Есть банки, которые очень хорошо развивали ипотеку — на этом рынке серьезный конкурент «Дельтакредит». Бороться за клиента абсолютно необходимо.

 

Многие бизнесмены также отмечают: у банков фактически есть все данные о деньгах компаний, которые они обслуживают. Почему бы не предложить предпринимателям полезные сервисы, например бухгалтерские или юридические услуги? 

 

—Юридическое и бухгалтерское обслуживание — это все-таки не совсем дело банков. Их задача — предложить бухгалтерии предприятия такую систему, которая сделает работу бухгалтера простой и удобной, чтобы даже не очень высококвалифицированный бухгалтер все понимал и совершал все рутинные операции за одно-два нажатия. Предлагать надо это, а не услуги бухгалтера. Для премиальных клиентов, которые имеют значительные капиталы, банки предлагают самые разные сервисы. И юридические, и даже консультации специалистов по антиквариату, но это уже private-banking, и такие услуги дороги.

 

Мы в основном работаем с физлицами и отчасти малым бизнесом. В малом бизнесе интернет-банк по сути не сильно отличается от физлица, и коммуницировать с ним надо как с физлицом. В отличие от розницы, корпоративный сегмент труднее стандартизировать. Там больше завязано на личных отношениях между конкретным банком и конкретной компанией, между топ-менеджерами. Надо учитывать, что бизнес в России изначально во многом строился на личных отношениях. В рознице с приват-сегментом тоже строятся личные отношения. Но там десятки тысяч клиентов, а клиентов массового сегмента миллионы, и со всеми ними по определению невозможно построить личные отношения. Там есть элементы конвейера, потому что иначе технология не будет работать.