«Случись это на Западе, месяцами бы смаковали», — блогеры об игноре няни-убийцы на ТВ

Блоги DK.RU

Александр Плющев*, журналист: «Кровавая няня»

Я уже 22 года работаю в информационной службе Эха Москвы. Все эти годы я профессионально сталкиваюсь с новостями, каждый день. И все эти годы продолжается дискуссия, о чем нужно, а о чем не стоит говорить по телевидению отечественному зрителю. Сначала обсуждалось, как сказывается на его психике война в Чечне. Зачем ему это знать, ведь он не может помочь в наведении порядка в мятежной республике? Потом тонкую душевную организацию зрителя отграждали от информации про теракты. Ну, мало ли, а то еще паника возникнет, помешают спецслужбам работать. Оппозиционеров и их акции не показывали под предлогом того, что они просто никому не интересны. Вот выключит на них зритель своий ящик, а обратно-то может и забудет включить? А про то, что в столице страны у метро полчаса ходит женщина в черном с отрезанной головой ребенка в руке и кричит, что она террористка — это у нас не новость. Не было такого события. Вам показалось. Сирия в сеим сюжетах есть, Украина #замышляетнашкрымотобрать — есть, даже про мухлеж с датчиками во взорвавшейся шахте есть, чего уж совсем трудно было ожидать. А кровавой няни — нет. Для меня, честно говоря, это было неожиданно: я-то думал, такой богатый сюжет будет использован на всю катушку для нагнетания истерии, дескать ИГИЛ у ворот, мало бомбим в Сирии.

Говорят, вдруг, не дай бог, поднимутся межнациональные волнения, пойдут бить мигрантов. СТОП. То есть, по этой логике, раскручивая историю с якобы изнасилованной Лизой, российские каналы сознательно провоцировали волнения в Германии? Подстрекали наших иммигрантов против ближневосточных? А сюжетом про распятого мальчика сознательно же подогревали антиукраинские настроения? И весь этот выдуманный ад никак не ранил психику зрителей?

Я уж молчу о таких замалчиваемых вместе с этой новостью «мелочах» как работа полицейских, разбегающихся врассыпную или проблема, кому доверить своего ребенка. Как написано на плакатах социальной рекламы: «Все равно?».

Мне знакомо это нытье: «Мне тяжело на это смотреть, не показывайте мне это». Не врите. Было бы тяжело — не смотрели бы. А так — и мальчика и девочку, все смотрите и обсуждаете. На сервисе Медиаметрикс из 20 самых популярных, самых кликабельних новостей минувших суток лишь 4 не имеют отношения к кровавой няне.

Никто не говорит, что видео безумной женщины с отрезанной головой в руках нужно крутить 24/7. Профессионалы для того и нужны, чтобы о самом ужасном рассказывать, не срываясь в желтизну и чернуху. Люди должны иметь право знать и задумываться о том, что происходит. Даже если они от этого права сознательно отказываются или отгораживаются.

Оригинал

Владимир Познер, журналист

Я могу только сказать, что это решает каждый журналист или руководитель сам для себя. Нет никаких правил и законов по этому поводу ни у нас, ни в мире. Каждый сам соображает, насколько важно сообщить, насколько эта информация нужна, чтобы люди понимали, что происходит, насколько это необходимо.

Я несколько удивился, когда увидел, сколько написано по поводу того, что центральные каналы не показали этот сюжет. Я сразу вспомнил, когда террористы своими самолетами врезались в башни в Нью-Йорке, и главные американские каналы не стали показывать, как люди выбрасывались из окон. Это примерно так же.

Показывать для чего? Какой смысл? Зачем? Какая идея? Каждый сам решает, важно это или нет.

Я лично не показал бы. Но это не означает, что все должны поступать так, как я.

Оригинал

Антон Носик, интернет-деятель: «Почему нельзя сообщать о няне»

Антон Долин* пишет про няню, что федеральные СМИ правильно поступили вчера, ничего о ней не рассказав в новостях.

Честно говоря, это очень по-человечески понятная позиция. Знание об этой чудовищной истории вряд ли принесло кому-то из нас явную и ощутимую пользу. А экзистенциального ужаса добавило. Я б, честно говоря, был бы страшно благодарен тому, кто дал бы мне возможность не узнать этой новости ни вчера, ни сегодня, ни в будущем.

Проблем тут ровно две: общая и частная.

Частная проблема состоит в том, что случись эта история в Берлине, Мариуполе или Нью-Йорке, то те же самые наши телеканалы её бы месяцами смаковали в прайм-тайм, совершенно не заботясь о чувствах и душевном здоровье зрителей. Примеры «распятого мальчика» и «изнасилованной девочки» у всех на слуху. Если федеральным каналам поступило указание не рассказывать об убийстве в Москве, то отдавали его не психологи, озабоченные душевным здоровьем населения, а пиарщики, не сумевшие быстро придумать, как бы половчей обвинить в этой трагедии пятую колонну, киевскую хунту и вашингтонский обком. Запрещая историю Гюльчехры к показу по ТВ, очень конкретные жулики прикрывали свой срам.

Общая проблема, безотносительно к особенностям управления нашим федеральным эфиром, состоит в том, что понятие «информации, могущей нанести вред душевному здоровью населения» обладает бесконечной степенью эластичности. Сегодня нам не нужно знать о преступлениях, совершаемых в Москве. Вчера запретили знать о потерях армии в мирное время. Завтра запретят узнавать о неблагополучном экологическом фоне, который мы не можем исправить, зачем же зря расстраивать граждан. В конце этого пути — газета «Правда», где вся мировая информационная картина схлопнута до четырёх полос неуклюжего вранья.

Можно тут, конечно, попробовать поискать «золотую середину» между полной свободой информации, как в Штатах, и полным отсутствием этой свободы, как в Северной Корее (она же СССР тридцатилетней давности). Собственно, Европа такими поисками четверть века уже озадачена. Там регулярно пытаются принять законы на тему «какую правду запрещено говорить вслух». Французы особенно усердствуют: то запретят отрицать Холокост, то геноцид армян, то полезную деятельность французских колонизаторов в Северной Африке. Такие законы вносятся, принимаются, отменяются — и больше эта суета похожа не на поиск золотой середины, а на попытку усидеть между двух стульев. С одной стороны сохраняя конституционные гарантии на право общества знать, с другой — пытаясь вывести неудобные темы за рамки конституционного поля. 

Мне кажется, что любую практику имеет смысл судить по её результатам, как сказано ещё в Евангелии от Матфея: «По плодам их узнаете их». Я вот не вижу никаких вредных последствий от американской Первой поправки. Узнали, к примеру, американцы, что армейского психиатра, который расстрелял 13 человек на военной базе в Форт Худ, звали Нидаль Малик Хассан — но ни к каким погромам палестинцев или мусульман в США это знание не привело. Самого Хассана судили и приговорили к смертной казни; в армии, возможно, появились дополнительные механизмы проверки кандидатов на воинскую службу. Но в общем и целом американское общество от знания имени, вероисповедания и национальности убийцы никак ощутимо не пострадало. Никакого острого приступа ксенофобии это знание не вызвало, даже никак не помешало переизбрать президентом человека по имени Барак Хуссейн. Так что все нынешние немецкие и скандинавские инициативы по умолчанию мусульманства и сирийского происхождения насильников кажутся переваливанием с больной головы на здоровую.

Видение общества, в котором власть защищает граждан от лишнего знания (и связанного с ним недовольства) — спору нет, соблазнительно. Проблема ровно в одном, см. выше цитату от Матфея. Мы пока не видели успешных примеров общества, где бы властям удалось отрегулировать мозги подданных в правильную сторону, дозируя подачу нежелательной правды, исключая дурные примеры, транслируя один лишь позитив.

А если мы таких примеров не видели — уместно предположить, что их просто не существует в природе.

Оригинал