Таланты и покойники

Он пришел к главврачу патолого­анатомического отделения 33-й больницы на Заводской (сейчас — «Новая больница») и сказал, что хочет работать санитаром в морге. Просьбу посчитали странной — санитар, получавший в то время 72 руб. 50 коп., стоял у подножия социальной лестницы. Сегодня его компания «Ритуал» провожает в последний путь каждого третьего усопшего в городе. Сам Скорынин отошел от дел и выступает в роли консультанта. Похоронным бизнесом управляют сыновья.

МОРГинальные технологии

Все началось с кислородопроводов. Их монтажом в больницах города и области занимались специалисты завода медицинского оборудования, где Владислав Скорынин, окончивший СИНХ, а потом занимавшийся наукой в Институте экономики УрО РАН, командовал рабочей бригадой. В поисках дополнительного заработка (семья, двое детей) он собрал команду профессионалов, перевел их на сдельную оплату труда и вплотную занялся монтажом. Погонный метр кислородопровода стоил один рубль. Работая без перекуров, коммуникацию средней длины 200-300 м можно было протянуть за два дня. Так они работали три месяца. Зарплата выросла до 700 руб., но директор завода, получавший вдвое меньше, пообещал уволить Скорынина, если тот не одумается. Бригаду перевели на повременку, вместо 700 стали платить 180.

Если система дала сбой, сказал он себе, нужно менять точку приложения силы — возможно, в другом месте повезет больше. В поисках простой работы, где его не смогут ограничить в заработке, Скорынин начал ходить по городским моргам, спрашивая, не требуются ли им санитары. Опыт общения с покойными у него был. Во время учебы на вечернем знакомая его матери, по профессии — патологоанатом, предложила подрабатывать в морге медицинского института. Обстановка в этом заведении привела Скорынина в замешательство, но он остался и шесть месяцев, пока ставку не передали в другую больницу, работал санитаром. Помимо помощи паталогоанатому при вскрытии, в его служебные обязанности входило обмыть усопшего, одеть, уложить в гроб и выдать близким. Работа считалась денежной — человека, собиравшего покойного в последний путь, родственники благодарили. Неформальный подход к делу открывал большие возможности. Реализовать их Скорынин решил, уйдя с завода, но, к его удивлению, штатные должности в моргах оказались заняты. На пенсию никто не торопился. Оставалось надеяться, что откроется еще один морг. Так он оказался в больнице №33.

Покойников в морге было немного — два-три в неделю. У Скорынина появилось время совершенствовать навыки. Его интересовали технологии бальзамирования тел и косметические приемы, позволяющие, как говорят похоронщики, восстанавливать прижизненные черты лица. Уроки макияжа Скорынин брал у специалиста Свердловской киностудии. Кое-какие секреты удалось перенять, хотя грим для мертвых, говорит он, совсем не то, что грим для живых.

Владислав Скорынин:

Иногда получалось так, что покойный выглядел лучше, чем живой. Был случай, когда муж не узнал жену. У нас в больнице работала санитарка — участник войны. Мимо нее все проходили как мимо пустого места. Все время в застиранном халате. И вот — умерла. Проф­союз обратился с просьбой подготовить ее к прощанию. А я посмотрел: лежит женщина, лицо очень характерное, самому стало интересно. И провел весь курс — сделал макияж, прическу, и внешне она вернулась в зрелые годы, когда действительно была красивой женщиной. Тут приходит муж, спрашивает: баба моя где? Я показываю, он долго присматривается и говорит: не мое.

С бальзамированием вышло совсем удачно — Скорынин получил патент на изобретение. Теперь описание его способа можно найти в учебниках. На вопрос: чем ваше бальзамирование отличается от других, генеральный директор «Ритуала» отвечает:

При моей технологии у тела отсутствует запах. Подойдите к недавно  усопшему —  все равно почувствуете душок. А при моем способе бальзамирования покойник  и через неделю как цветочек.

За короткое время о возможностях Скорынина узнали в городе. Приходили родственники, просили привести в порядок усопшего. Тут начинались уточнения: привести в порядок — это вымыть голову или сделать укладку, подкрасить, наложить румянец, тени, обработать ногти? Полный комплекс услуг стоил 35 руб. По тем временам  порядочные деньги.

Владислав Скорынин:

У нас реклама тихая. Когда человек умирает, и люди приходят проводить его в последний путь, на покойника ведь тоже обращают внимание. Один говорит: почему неровно побрили? Другой: левый глаз плохо закрыт. И так далее. К моим усопшим претензий не было.

Как частный предприниматель, он начал с бальзамирования на дому. По словам Скорынина, администрация Октябрьского района отнеслась к его экспериментам с пониманием. «Почему бы вам не организовать кооператив?» — сказали ему. И 27 августа 1987 г. он зарегистрировал предприятие «Ритуал».

Люди со скорбными лицами

Когда Скорынин начинал свой бизнес, игроков на рынке похоронных услуг не было, если не считать комбинат спец­обслуживания. На предприятиях работали собственные похоронные бригады. В каждом цехе — свои. Когда ветеран труда отправлялся в мир иной, главный похоронщик (обычно — председатель профсоюзного комитета) брал организационную часть в свои руки. На кладбище выезжали люди с кирками, лопатами и носилками, собственными силами выкапывали могилу. В ремонтно-строительную службу поступал заказ на гроб («изготовить деревянный ящик»), в ремонтно-механическую — заказ на оградку и памятник («изготовить металлоконструкцию»).

Унифицированные памятники были двух видов: «пирамидка» — из железных прутьев и «флажок» — из листа толщиной 2 мм. К сооружению прикручивалась шлифованная рамка из нержавейки с фотографией покойного. Изделия для рядовых сотрудников красили масляной краской в синий колер, начальству наводили «мороз» резиновыми кругами по нержавеющей стали. Затраты списывали на себестоимость.

В день похорон начальник транспортного цеха выделял пассажирский автобус и грузовую машину с деревянными скамейками по бортам, выполнявшую функции катафалка. Попрощавшись с покойником, люди организованно выдвигались на кладбище, где гроб на веревках опускали в могилу — когда безмолвно, когда — на фоне криков: «Где молоток, где гвозди?» и надгробных речей в традициях бюрократической лексики: «Костлявая рука смерти вырвала из наших рядов...» Позже похоронные услуги стали передавать на аутсорсинг специализированным компаниям. В том числе — «Ритуалу».

По словам Владислава Скорынина, его фирма больше десяти лет сотрудничала с НПО «Автоматика». При необходимости предприятие обращалось к нему с гарантийным письмом, «Ритуал» оказывал необходимые услуги, а расчет происходил по безналу в пределах оговоренных сумм.

Владислав Скорынин:

Такую же схему сотрудничества я предлагал директору «Конфи», но он сказал: «Наши акционеры посмотрели статьи расходов и «похоронную» часть решили урезать — не дадим ни копейки, пусть хоронят за свой счет». Такую же позицию я встречал и на других предприятиях. Конечно, мне было бы интересно получить в партнеры заводы и крупные учреждения, но традиция ушла. Сейчас если где-то и практикуется, то лишь в порядке исключения, для старейших работников.

Емкость рынка, любит повторять Владислав Скорынин, ограничена — искусственным образом ее не увеличить. По сравнению с серединой 80-х ежегодное количество умерших в Екатеринбурге стало больше на 1,5 тыс. чел. — с 16,5 до 18 тыс. чел. Из этой цифры нужно вычесть спецзахоронения за государственный счет — примерно 7 тыс. чел. Остается 11 тыс. чел., погребением которых занимается 20 ритуальных салонов. До 2003 г., когда отменили лицензирование похоронных услуг, их было вдвое меньше. Если механически поделить одну цифру на другую, получится, что в среднем каждое предприятие хоронит 550 чел. в год, или примерно 46 чел. в месяц при пороге рентабельности 30. На долю «Ритуала» ежемесячно приходится около 300 погребальных выездов, следовательно, убеждает собеседника Владислав Скорынин, большинство ритуальных салонов держатся за счет демпинга. Это маленькие фирмы, способные прокормить двух-трех человек и не вкладывающие ни копейки в развитие материальной базы.

«Ритуал» сразу начал строить собственные холодильные камеры. Это было первое в России и до сих пор единственное в Екатеринбурге частное трупохранилище. Остальные принадлежат муниципалитету.

Владислав Скорынин:

При всей любви к родственникам русский человек очень не любит покойников. Дома их стараются не оставлять. Только умер — надо сразу куда-то отправить. Поэтому все часто обращались в морг при 33-й больнице, а там держать не разрешали. Когда мы организовали кооператив, основной базой стал наш собственный морг.

Местом дислокации выбрали здание на Карьерной, 22 (раньше здесь размещалась почта, еще раньше — баня), приобретенное за 924 руб. — единственный кредит, который Скорынин взял в банке. Вскоре выяснилось, что на этот дом претендует Сибирский гранитный карьер. Когда переговоры под лозунгом «попрошу очистить помещение» зашли в тупик, со стороны карьера приехало несколько КамАЗов, засыпавших пространство вокруг бывшей почты гранитными глыбами. Служащим «Ритуала» пришлось стать альпинистами-переносящими-гробы.

Владислав Скорынин:

Мы пожаловались в городскую администрацию, там быстро разобрались. Карьер освободил дорогу и снял претензии. Но электроэнергией мы снабжались от того же Сибирского карьера, и в один прекрасный момент, перед началом лета, электричество отрезали. А у нас же холодильные камеры. Пришлось брать в аренду армейский дизель, который съедал 10 л солярки в час — вся промбаза была в сизом дыму, но мы выстояли.

Теперь, помимо центра хранения покойных, на Карьерной появился траурный зал, гаражные боксы, складские помещения, ремонтная база и офис. Построили бы и крематорий, но сжигание покойников остается привилегией государства.

Почем стоит похоронить?

На заре производственной деятельности в «Ритуале» был случай, когда под катафалк арендовали ПАЗ с «Трех троек». Водитель привез покойного на кладбище, открыл заднюю дверь и отошел в сторону, ожидая, пока родственники заберут гроб. Но могилу еще докапывали, и процедура затянулась. Кто-то из провожающих, проходя мимо автобуса, захлопнул дверь. Шофер, отметив, что родственники столпились у могилы, решил — гроб забрали, и уехал по своим делам. Догнать его не успели. Похороны, назначенные на 14.00, пришлось отложить. Разъяренные родственники принялись звонить в «Ритуал» («Чего мы только не наслушались», — говорит Скорынин) и требовать сатисфакции. Служащий «Ритуала» оперативно связался с заводом — там ответили, что автобус не возвращался (все еще вместе с гробом ездит по городу), успокоив, впрочем, что к 17.00 он непременно появится. Так и вышло. Окончательные разбирательства состоялись уже в «Ритуале», где водитель и провожающие в последний путь сошлись лицом к лицу.

Другой инцидент произошел в 2004 г. Сын хоронил отца. В завещании покойный описал позу, в которой собирался лежать в гробу: одна рука с белым платком — на груди, другая — вдоль тела. Сотрудники «Ритуала» отметили его пожелание в карте заказа, санитарку в морге предупредили: делай, как написано. Затем тело увезли в крематорий, и там началась путаница. Местные работники открыли крышку гроба и, посчитав необычное положение рук ошибкой, внесли коррективы: платок убрали, руки сложили на груди. Родственники покойного предъявили «Ритуалу» претензию. Недоразумение быстро уладили, но на девятый день, когда сын поехал забирать прах, ему выдали урну, на которой, вместо данных отца, были написаны его собственные имя и отчество.

Чтобы свести влияние случайных происшествий на имидж «Ритуала» к минимуму, в бланке заказов ввели раздел «Сертификат качества», где заказчик похорон выставляет претензии к работе фирмы. За соблюдением технологий следит старший сын Владислава Скорынина — Алексей (34 года), руководящий финансами и производственными процессами.

У меня всегда была мечта — торговать детскими игрушками, — говорит он, — но фирма, которую создал папа, к 1998 г. уже прочно встала на ноги, и я пошел работать к нему.

Работу в «Ритуале» Алексей начал с поставок в Екатеринбург элитных гробов. Криминальный передел в городе заканчивался, но продукция пользовалась спросом. Прежде дорогие гробы сюда никто не возил, «ритуальщики» сами искали поставщиков в Испании, Италии и Канаде. Когда привезли первую партию, говорят они, не верили, что удастся продать, тем более — на дворе кризис, но товар пошел. Смущала только разница в объемах внутреннего пространства — отечественные гробы в ширину 60 см, а импортные — 55. Итальянцы, снабжающие своей продукцией половину Европы, перестраивать конвейер под российский стандарт отказались, испанцы и канадцы отнеслись к предложению Скорыниных более прагматично. Теперь вся канадско-испанская продукция идет в регион через «Ритуал». Сопоставимых по масштабу производств в России нет. Единственная фирма «Экодрев», выпускающая гробы европейского качества, находится в Сысерти. 

Алексей Скорынин:

Предпочтения определяет толщина кошелька, но выбор дается непросто. Один раз сын с дочерью присматривали гроб для отца. С деньгами  все было в порядке. Не могли сойтись в критериях. Дочь говорит: «Папа любил красное дерево». Пожалуйста,  — вот красное дерево, Испания. Сын говорит: «При жизни папа любил свободу». Показываем: вот гроб из Канады, он широкий, места достаточно. Но дочь стоит на своем: красное дерево важнее. Так они полдня спорили, забрали один из гробов с собой, а вечером позвонили: везите второй. Поставили их рядом и снова долго выбирали, но в итоге пришли к выводу, что при жизни папа все-таки больше любил свободу, чем красное дерево — выбрали гроб пошире.

Гроб — основная статья затрат. Эконом-вариант, обитый бархатом, обойдется в 1,5 тыс. руб., самый дорогой — из тех, что стоят в салоне «Ритуала» — в 140 тыс. руб. — значит, похороны выльются не меньше, чем в 200 тыс. руб. На Западе попадаются эксклюзивные гробы с музыкой (исполнение классических произведений), с кондиционером или с полочками для любимых предметов. У нас таких не заказывают даже гангстеры.

Слухи, что в крематории покойников вытряхивают из дорогих гробов, а сами гробы продают по второму разу, Скорынины считают вымыслом.

Мы придем на вашу панихиду

В Европе и Америке похоронные услуги предоставляют семейные предприятия — бизнес там передается по наследству. Работу одного из таких бюро «Муллен и сыновья» (с натуралистическими подробностями) описал в романе «Бандиты» Элмор Леонард — любимый автор Квентина Тарантино. С другими представителями династий Скорынины знакомились на международных выставках и конференциях. Во Франции они знают 400-летний похоронный дом — все это время он принадлежит одной семье.

Говорят, кто приходит в похоронный бизнес, остается в нем навсегда. Даже если потом меняет сферу деятельности, рано или поздно возвращается. Если верить иностранной прессе, три корпорации в США уже скупают маленькие похоронные конторы, намереваясь сделать бизнес сетевым. В России до слияний и поглощений еще не дошло.

Владислав Скорынин:

Все эти годы — с 1987 по 2005  — мы наблюдали за становлением многих похоронных компаний — и в Свердловской области, и по всей России, поддерживали  с ними контакты, но еще не видели ни одного человека, решившего  бы продать бизнес конкурентам. Если в Екатеринбурге в одночасье появится крупная структура с мощной  материальной базой и будет кричать: у нас низкие цены, народ к ним не побежит. Просто не поверит. А похоронка — отрасль, где все строится на доверии. Это не та услуга, которой люди пользуются с удовольствием.

Хотя пример локальной экспансии в масштабах Свердловской области можно найти — один предприниматель, оказывающий похоронные услуги на Компрессорном, открыл филиалы в Арамили и Сысерти. Пришел на провинциальный рынок с хорошим набором венков, гробов, новым катафалком и обученными диспетчерами.

Владислав Скорынин:

Можно идти таким путем, вопрос — как далеко? В Москве работает ГУП «Ритуал» — огромная организация, которой мэр Лужков выделяет серьезные средства. В ее ведении — все столичные крематории и кладбища. В свое время я спрашивал директора ГУП «Ритуал» в Москве — почему вы не можете пойти куда-нибудь в крупные города России? Он ответил: «Мы в Московскую область-то не суемся — там все давно поделено, все сидят на своих местах, нам бы московский рынок удержать».

Удерживая рынок, московский ГУП «Ритуал» дифференцировал места захоронения по зонам престижности. В компании есть список кладбищ, где можно заблаговременно купить себе клочок земли 2,6 на 3 м — в среднем за 50 тыс. руб. Предполагается, что в этих местах будут строить семейные склепы. Участки похуже бесплатны. Их закон о погребении гарантирует каждому гражданину РФ. В Екатеринбурге такие услуги пользовались бы спросом — земли мало, большая часть кладбищ в черте города —20 из 23 — для захоронений закрыты, а к действующим приближаются жилые кварталы. Идут рассуждения о рекультивации кладбищ, где 50 лет никого не хоронили — территорию перекапывают, найденные останки переносят в общее захоронение, а землю используют вторично.

Владислав Скорынин:

Впереди всех в этом деле — Китай, там больше 150 городов с миллионным населением. В ноябре прошлого года я был в Шанхае, где проживает 17 млн чел. При уровне смертности 1,5% у них 17 тыс. захоронений в месяц — годовой объем Екатеринбурга. Хоронить в землю невозможно — места не хватит. Поэтому все погосты в Китае рекультивировали, покойников теперь только кремируют. Крупнейшее кладбище в Шанхае — 67 га одних урн.

Продажа земли под фамильные склепы станет реальной, когда городская администрация наведет порядок на кладбищах, считают Скорынины. А оплачивать ритуальные услуги будущие потребители могут заранее — примеры такого рода в России есть. Обычно клиент, планируя на будущее проведение собственных похорон, заключает договор со страховой компанией и похоронным бюро, выбирает опции и платит деньги. Страховая компания «Колымская» застраховала по такой схеме больше 100 тыс. жителей Хабаровска, или 20% городского населения, увеличив одному из похоронных бюро долю рынка. В Екатеринбурге такую схему не оценили, как не оценили и потребительское кредитование расходов на похороны.

Кладбище домашних животных

Евгений Скорынин, младший сын (27 лет), отвечает за контакты «Ритуала» с представителями администрации, оргвопросы и поиски новых направлений бизнеса.

Он приходил сюда с десяти лет, говорил: папа, дай денег, — вспоминает Владислав Скорынин. — Вопросов нет, отвечал я, мой полы — будешь зарабатывать.

Десять лет назад Женя впервые попал на всероссийскую выставку похоронного искусства и с тех пор не пропустил ни одной, в том числе — зарубежной. Поездив по Европе, он убедился, что ритуальный бизнес на Западе — многоотраслевая индустрия, которая в России еще не сложилась.

Наше предприятие только набирает обороты, — говорит он, — и мне интересно стоять у истоков. Похоронный бизнес вечен, а у меня самого двое детей, когда они вырастут, дело можно будет передать им.

Младший сын Скорынина получил профильное образование — окончил Институт сервиса при МГУ по специальности «руководитель похоронного предприятия». Одной из его первых организационных идей стала бесплатная перевозка усопших. Он справедливо рассудил, что хоронить покойника будет тот, кто заберет тело. С интервалом в две недели примеру «Ритуала» последовали другие похоронные конторы. Повторить следующий шаг было труднее — Скорынины объявили, что трупы в холодильных камерах они тоже будут хранить бесплатно. Удачным маркетинговым ходом стало обучение церемонимейстера — распорядителя похорон. Когда прощаться с покойным приходит 400-700 чел., без лица, которое строит провожающих, не обойтись. Теперь чиновники областной и городской администраций отправляются в последний путь на катафалке «Ритуала».

В 2005 г. младший Скорынин хочет участвовать в объединении нескольких похоронных организаций в некоммерческое партнерство и выработать единые корпоративные стандарты. Он говорит:

Требования будут высокие. Сегодня бывает так, что с маршрута снимают «Газель», грузят в нее покойника из судебки (больного туберкулезом), везут его на кладбище, а на следующий день машина снова выходит на линию без дополнительной санитарной обработки. Такие моменты мы собираемся исключить.

Для похоронных организаций, которые захотят стать партнерами «Ритуала», он намерен учредить единую дисконтную систему, чтобы нивелировать последствия демпинга со стороны небольших компаний.

Нынешним летом «Ритуал» запускает новый проект, обещающий дополнительные конкурентные преимущества. Речь идет о смежном сегменте рынка — захоронениях домашних животных. Сегодня эта ниша пуста. По данным Евгения Скорынина, в Екатеринбурге насчитывается около 300 тыс. собак и кошек. Они редко живут дольше десяти лет. При смертности 10% похоронная контора может рассчитывать на 30 тыс. животных в год. Денег здесь меньше, но оборот достаточно стабилен. «Ритуал» уже приобрел установку для уничтожения биологических отходов, которые производит фирма «Турмалин» из Санкт-Петербурга. Еще одна, точно такая же, работает на Широкореченском полигоне ТБО, сжигая медицинские отходы. «Ритуал» будет кремировать трупы собак и кошек и выдавать их владельцам урны. Пока ведутся переговоры с городскими чиновниками о выделении земли под кладбище домашних животных.

Евгений Скорынин:

Больше всего меня поразило кладбище домашних животных в Париже — ему больше ста лет. Часть памятников охраняется государством, муниципалитет берет эти расходы на себя. Их культура просто потрясает — при мне мужчина пришел на кладбище, снял пиджак, повесил рядом с могилой кошки, взял инвентарь — ведро, щетку — и помыл памятник. Привел все в порядок, надел пиджак и ушел. А у нас кладбища домашних животных — это дворы и скверы, в лучшем случае — садовые участки.

Цель семьи — создать похоронный дом. В подвале на Куйбышева, где находится магазин «Ритуала», торговых площадей уже не хватает. Если Скорыниным дадут землю, они построят большой комплекс с траурным залом, холодильными установками, автопарком и диспетчерскими службами. Там же будет помещение для выбора похоронной музыки и комната психологической помощи — посетители «Ритуала» в ней нуждаются.

В соседнем доме проживает бабушка, которая раз в полгода заглядывает в похоронную контору, чтобы уточнить:

Куда мне идти-то, как помру? К нам, — отвечают в «Ритуале». Ладно, — говорит бабушка, — если что, я вам позвоню.

И так уже десять лет.

Текст: Михаил Старков