Владимир Кравченко: Мы все слепые и глухие, когда удобно
Каждую нашу утрату, даже самую тяжелую, мы способны предвидеть, но не делаем этого, а потом говорим о внезапности и неожиданности наших потерь. Человек, делающий сказочные торты, сам давно не вер
Каждую нашу утрату, даже самую тяжелую, мы способны предвидеть, но не делаем этого, а потом говорим о внезапности и неожиданности наших потерь. Человек, делающий сказочные торты, сам давно не верит в сказки и в любой момент готов к утрате. Пережив расставание с сыном и утратив веру в человечество, Владимир Кравченко теперь убежден, что все мы не владельцы, а арендаторы на этой планете.
Утрата приносит боль. Боль сначала острая, потом ноющая, после затягивается, но, стоит рану расшевелить, опять заболит, затем окончательно заживает, остаются только воспоминания о ней и страх снова ее получить.
Самая большая утрата в моей жизни – утрата связи с сыном. Простая во всех отношениях история – мы разошлись с его матерью, и она решила жить в Анапе. Сыну было три года, когда его увезли. Сейчас ему уже пятнадцать лет. Я не думал, что так все обернется, был уверен, что мы будем созваниваться, списываться… Понял, что потерял сына, когда его мама подала кучу исков в суд. Стало очевидно – все, ребенок стал разменной монетой. Пару раз он приезжал ко мне, но я чувствовал, что все потеряно. Ему было девять лет, когда он жил со мной здесь месяц, и я видел, что он совершенно не настроен на то, чтобы быть со мной: каждый день думал только о маме. Как мне было разорвать связывающую их пуповину? Я много боролся за то, чтобы он здесь жил, но после того случая отступил. Можно, конечно, пытаться все вернуть. Мы часто наблюдаем, как один из родителей начинает бороться за ребенка, и всегда это доставляет последнему одни страдания, и всегда найдется тот, кто тебя осудит. У Орбакайте сейчас отняли сына. Будет биться за него – скажут, что бьется за алименты. Не будет биться – скажут, что ей наплевать. Как ни поступи, все равно будешь не прав. Я считаю, что надо смириться и дать возможность ребенку повзрослеть и самому понять, кто ему нужен.
Меня никогда не заносило. Я всегда был контролирующим романтиком и рационально относился к утратам. Мой отец был военным, мы часто мотались по военным городкам, переезжали, я терял друзей, находил новых. Потому у меня и нет школьных друзей, таких, чтобы на всю жизнь. Не знаю, у кого они есть в моем возрасте. Встретились, поздоровались, но интересов общих нет. А если есть – об этом снимают кино, потому что кино снимается лишь про исключения.
Я ко всему отношусь философски – раз потерял, так и должно было быть. Что-то теряешь, что-то приобретаешь. В вакууме ты все равно не оказываешься. Веллер писал: «Не бойтесь услышать «нет». На этом ничего не заканчивается». Это тоже об утрате. Я, конечно, всегда за оптимистов, а не пессимистов, но за здравых оптимистов, а не тех, кто с шашкой на танк лезет. Я понимаю, что иногда «нет» – это просто «нет», однозначно, категорично и бесповоротно. К любому «нет» нужно относиться спокойно. Для меня не существует такого «нет», от которого бы я зависел. Разве что то, которое я услышу от близкого человека. А от «нет» наших политиков и чиновников я не завишу никак.
Реакция людей на утрату – вещь довольно интимная. Люди стараются своей боли от потери не выпячивать напоказ. По крайней мере, большинство. По крайней мере, в моем окружении. О мужестве переживания своей утраты человеком узнаешь по прошествии какого-то времени. В момент горя человек никак его не показывал, и ты даже можешь не догадываться ни о чем по его лицу или поведению, что с ним что-то происходит. Так было со многими моими знакомыми. У нас не принято все выносить напоказ – и это даже не считается героизмом. Когда ты сам такую идеологию принял и считаешь, что так и должно быть, – не видишь в этом ничего особенного. Я сейчас не говорю о тех, кто ходит на ток-шоу, чтобы со всеми поделиться своим горем. Непонятно, для чего это делать? Разделить горе со всеми? Это иллюзия. Стадионы собирают футболисты, а не адвентисты седьмого дня. Никому не интересны бестолковые придурки с их проблемами.
Все утраты – контролируемы и прогнозируемы, поэтому к ним можно готовиться. Чтобы с бухты-барахты потерять – так не бывает. Редко бывает так, что раз – и потерялось. Просто ты ничего не делал для того, чтобы не потерять, а предотвратить потерю. Ты поставил дорогую машину во дворе, и ее у тебя угнали. Подумай, что ты сделал для того, чтобы ее не угнали? Поставил спутниковую систему слежения за машиной? Противоугонные средства? Поставил ее туда, откуда угнать ничего просто невозможно? Нет, ты ничего не сделал. Ты надела брильянтовую сережку и пошла купаться в море, не удосужившись узнать, насколько прочная у нее застежка, и потеряла ее. Это тоже не внезапная потеря. Можно было предугадать потерю и либо снять сережку, либо не ходить купаться. Нынешний финансовый кризис – тоже не цунами. Ты все потерял? Значит, ты не подготовился, не получил экономического образования, юридического, не анализировал ситуацию, не мониторил свой рынок. Кто в этом виноват? Ты сам. Не понимаю тех, кто, разорившись, начинает стреляться. Нет понятия «здоровое отношение к бизнесу». Все индивидуально. Многое зависит от того, как тебе бизнес достался. Если муж купил салон красоты, чтобы ты не скучала, – это одно. Те, кто с нуля поднимался, когда еще и бизнеса официального не было, – другое. В последнем случае терять тяжело, но самая большая утрата – это твоя жизнь.
Расставание с человеком тоже можно прогнозировать. Говорят: мол, жили, жили – и вдруг она ушла. Так не бывает. Были предпосылки, просто ты не хотел их видеть. Смерть близких – тоже не такая уж неожиданность. Мы знаем, что мы не вечные, что мы умираем рано или поздно. Вопрос – когда и как к этому относиться. Если будешь завывать, ничего не изменится. Свое горе нужно пережить так, как это заведено уже тысячелетиями – предать прах умершего земле, провести церемониал, и ничего другого ты сделать не можешь. Смысл рвать на себе волосы и плакать? Если смерть этого человека тебя действительно задевает, продолжи его дело, помоги его близким.
Бывает, что человек пережил утрату и вся его последующая жизнь проходит в переживании этой утраты. Я сам никогда бы не отнесся так к потере. Есть золотая середина между тем, чтобы понимать, что ты все можешь потерять, и тем, чтобы не стать циником, не потерять способность влюбляться, доверять. Каждый ее должен найти для себя. В Камбодже, где жители спокойно относятся к смерти близких – мол, встретимся в следующей жизни, – я уверен, люди умеют искренне любить и привязываться. Среди животных есть такие примеры, когда не умеют терять. Например, лебедь, если его подруга погибла, больше пару себе не заводит. И у людей так бывает. Если ты остался один и тебе комфортно, живи один. Если ты хочешь снова быть счастлив с кем-то, не надо играть в белого лебедя и запрещать себе это. Мы живем в окружении сотен примеров того, как можно относиться к утрате, и сами выбираем то, как будем переживать ее.
Порой люди прикрывают свою боязнь утраты равнодушием, внешней самодостаточностью – такая оболочка. Для меня это – вариант. Я тоже выстроил вокруг себя такую оболочку, чтобы она никому не мешала и чтобы меня в ней никто не трогал. Перед одними людьми я ее сдую, перед другими – наращу, но она у меня есть. Должна быть.
Я утратил веру в человечество. Люди несовершенны. Я люблю их каждого по отдельности, ведь в каждом индивиде всегда можно найти много хорошего и только хорошее с ним обсуждать, развивать. Но толпа людей, особенно в количестве шести миллиардов, – мерзкое явление. Приходишь к этому, наблюдая, как они уничтожают нашу планету и друг друга. Слоны же не убивают львов всех подряд, не роют котлованы, не разрушают горы. Они просто живут. И мы могли бы жить нормально, но нам что-то не дает. Человечество уходит в агрессию, в войну. Может быть, так и было задумано высшим разумом, не знаю. Не ко мне вопрос. Рассуждая об этом, мы выглядим как те рыбки в аквариуме, которые думают: «Кто-то же воду меняет, значит, существует высший разум». Можно в шутку считать, что наша планета – это для «Них» (этого Высшего Разума) хобби или спор: интересно, сколько эти людишки еще протянут. А может быть, «Они» уже забыли о своем споре, бросили нас и ушли – другие проблемы есть, поважнее тех, что существуют в нашей мирской и суетной жизни.
Человек в целом не способен меня восхищать. Лишь какие-то его проявления, поступки. Есть разница между восхищением и удивлением. Удивление – запомнилось, но ты так не сделаешь. Восхищение – когда ты готов поступить так же. От восхищения до повторения – совсем немного. Последний раз меня потряс случай, свидетелем которого я стал в Лондоне. Мы с женой идем по одному из мостов и видим человека с собакой – идущих впереди. Вдруг собака остановилась, сделала на асфальт все, что ей нужно, человек тут же достал пакетик, все поднял, но как-то нерешительно, будто стесняясь и украдкой, и пошел дальше. Оказалось, что это слепой с собакой-поводырем. Слепой! Если бы он не убрал за своей собакой, его бы даже никто не осудил и не упрекнул в этом – он же слепой. А у нас и зрячие так никогда не сделают, зато с гордо поднятой головой ходят и сетуют на свинство и грязь вокруг. И все притворяются, когда им удобно, то слепыми – я ничего не вижу, то глухими – я ничего не слышу. И я не пойму теперь, кто тогда здоров, а кто нет. Может, здоровье не в зрении и не в слухе, а где-то глубже в голове все-таки.