Владимир Пестов: Горные лыжи – вид массового одиночества

Последние семь лет возглавляет компанию «Маллок» (консалтинг, инвестиции в недвижимость).
С 1991 по 1999 год был директором нескольких частных фирм и руководил рыбоперерабатывающим заводом «Рымек» (ныне закрыт). До того как заняться бизнесом, работал младшим научным сотрудником в Коуровской астрономической обсерватории – разрабатывал теорию движения искусственных спутников Земли. Выпускник физического факультета УрГУ, в 1990 году окончил аспирантуру Томского государственного университета.

Владимир Пестов
директор компании «Маллок»

Я люблю горные лыжи за то, что это управляемое падение вниз по склону. Чем быстрее едешь, тем сильнее чувствуешь грань между полетом и падением. Не передать, что происходит, когда отрываешься от земли и ощущаешь земное притяжение. Если человек, ни разу не свернув, доехал до финиша – это не горные лыжи. Скорее разновидность сумасшествия. Красота катания – в тысяче нюансов мастерства, череде отрывов, виражей и поворотов. Если альпинизм дарит чувство абсолютного одиночества, когда взбираешься на особенно крутые и недоступные скалы, то горные лыжи – одиночество массовое. Даже когда поднимаешься с лыжами на очень трудный склон, ты все равно там не один, вокруг люди. Но каждый из них прибалдевший от окружающей его красоты и ослепленный снегом, не видящий ничего вокруг, кроме верхушек гор.

Я покоряю горы уже более тридцати лет со снаряжением альпиниста, горнолыжника и спелеолога. Испытывал кайф от подъемов по отвесным скалам и удовольствие от абсолютного контроля над скоростью во время спуска по километровым склонам. Вот только к спелеологии остался равнодушен. Горы изнутри меня угнетают, хотя я бывал и в уральских пещерах, и в непальских. Запомнились только узкие места – «шкуродеры», где периодически застревал: ощущение замкнутого пространства, грязь, темнота, нехватка кислорода и неприятный свист летучих мышей. Самое огромное удовольствие для меня в спелеологии – выход наружу. Когда я наконец-то вижу солнце и чувствую свежий ветер, кажется, на полминуты от счастья теряю сознание.

На горы у меня, как у собаки Павлова на лампочку, выработалась автоматическая реакция: вижу заснеженные вершины – значит, все хорошо и лучше не бывает. За много лет это отработано на уровне психомоторики. Одна мысль о том, что скоро встану на лыжи, повышает настроение. Но пришел к этому не сразу. Горные лыжи появились в моей жизни после пятнадцати лет занятий альпинизмом. А альпинизм – после желания избавиться от страха высоты. Есть такое выражение: самоуважение за счет преодоления своих страхов. Через скалолазание я хотел подружиться с высотой. До того в ужасе смотрел на рабочих, которые слоняются по самому краю крыши строящейся многоэтажки и что-то там кричат стоящим внизу, размахивая при этом руками. Не я один боялся высоты. Страх перед ней испытывают все люди без исключения. Это особенность организма, точнее, вестибулярного аппарата. Одним удается его побороть, другим этот страх не мешает и они живут с ним в ладу. Клин клином вышибают. Первое время занятий альпинизмом на высоте двух метров у меня дрожали колени, холодели уши и пятки. Уже через полгода я совершенно невозмутимо карабкался по скалам.

Я не склонен романтизировать экстрим и преувеличивать его влияние на нашу жизнь. Не думаю, что он отражается на успешности человека в бизнесе. Среди руководителей много авантюрных, жестких, креативных и рискованных людей. Но они стали такими вовсе не в результате регулярных полетов с парашютом или ныряний с аквалангом. Эти люди родились с талантом и горячим сердцем. Хотя экстремальные увлечения, безусловно, закаляют характер. Особенно если они связаны с горами. Горы – это на всю жизнь. Недаром альпинисты рано или поздно встают на лыжи, а лыжники начинают ходить в горы. Так было и у меня. Еще пятнадцать лет назад, занимаясь альпинизмом, к горнолыжникам относился скептически, свысока. Мы тренировались на Волчихе и на электричку ходили через Флюс, который тогда активно осваивали лыжники. Мне казалось, что минутный скоростной спуск с горы слишком примитивное удовольствие. Другое дело, когда ты взбираешься по отвесной ледяной стене и каждые двадцать метров кажутся километром. Опасность, умение ждать, просчитывать каждый шаг открывают иную картину устройства мира. Горы могут очень многое дать человеку, но не тем, думал я, кто сломя голову несется вниз.

На лыжи на «Пильной» меня поставил руководитель ассоциации «Экстрим» Владимир Рыкшин. Там тогда уживались два кооператива. Правый был первоуральским, левый – нашим. «Делай как я», – сказал Рыкшин. Вот и все его инструкции. В середине 90-х и подъемников толковых не было, только бугельные. Неделя ушла на то, чтобы научиться цепляться за трос. Месяц – на освоение поворотов. Умение правильно ставить ноги пришло только со вторым комплектом снаряжения. Многие новички делают большую ошибку, когда покупают дорогие лыжи, руководствуясь эстетическими представлениями о катании или финансовыми возможностями. Только через год вы поймете, какие именно лыжи вам нужны по мягкости, длине, ширине, стилю катания.

Когда я только начинал кататься, не появилось еще современных горнолыжных комплексов. Была «Пильная», потом мы кооперативом «Теплую» построили. Тогда все делалось проще: пришел, увидел, победил. Понравился спуск, расчистили лес, растоптали трассу и стали кататься. Позднее этим стали заниматься профессионалы. На мой взгляд, самая лучшая трасса сегодня на «Банном». Рельеф спроектировали австрийцы, и, чтобы воссоздать его, самосвалы и бульдозеры перепахали всю гору. Рельеф – целая наука. От него зависит, будет ли катание интересным – с отрывами, приземлениями, сбросом и набором скорости. Поэтому все гурманы, знающие толк в горных лыжах, мотаются по европейским курортам. Мы еще не научились строить трассы, хотя постепенно начинаем приближаться к европейским стандартам. А раньше, в середине 90-х, на Урале вообще был просто мрак – ни спусков тебе нормальных, ни снаряжения. Покатавшись с европейских склонов и вернувшись домой, мы месяц не вставали на лыжи. Душа тосковала об идеальных трассах, которые тянутся десятки километров и укатываются лыжниками с начала двадцатого века. Ведь в Чехии и Словакии горы такие же невысокие, как и у нас, но там трассы очень хорошо подготовлены, создан интересный рельеф, мягкий и ровный снег, внизу ждет подъемник с кабинкой, в нее садишься и не спеша, не напрягаясь, поднимаешься для нового спуска. У нас мало того что никакой инфраструктуры не было, еще и бугельные подъемники только силы отнимали. Поэтому порой тянет вырваться на целину, где мягкий, нетронутый снег. Там отсутствие элементарного комфорта с лихвой компенсируется шквалом адреналина и бурей эмоций. Кто ты, с кем ты, чего добился, что проиграл – все неважно, все забываешь. Подъем сил и настроения остается надолго. Это потрясающее ощущение, из-за которого люди становятся адреналиновыми наркоманами.

Ты сам определяешь меру экстремальности катания на горных лыжах. Можно с семьей приехать на гору, два раза спокойно скатиться, сходить в барчик, встретить знакомых, пообщаться. Есть и другой вариант: на вертолете улететь на север Урала, за Конжаковский Камень, и спускаться со склонов. Внетрассовое катание в «больших горах» объективно опасно и чревато травмами: лавины и камнепады, слегка припорошенные снегом подгорные трещины и валуны. Даже опытный сопровождающий может неправильно оценить угрозу. Зато удовольствие от внетрассового катания по целине получаешь колоссальное!