«Власти России доведут страну до радикальных перемен. Возможно, во главе с Егором Жуковым»

Андрей Мовчан, финансист, СЕО Movchan’s Group, пишет:

— Сейчас, когда Егора Жукова выпустили (да, по подлой советской традиции с клеймом и угрозой посадки, но — выпустили), а почти всех его менее популярных товарищей посадили, можно не присоединяться к дискурсу, ограниченному моральной вертикалью «ты за или ты против» и не писать миллионный текст на тему «Егор и такие как он — наше будущее, а сегодня они — жертвы бездушной, коррумпированной, авторитарной, тупиковой системы». Можно немного поразмышлять, и да простят меня люди с горящими сердцами, которые моей рассудочностью будут возмущены (более всех возмущены будут, конечно, те, чье сердце горит не вставая с дивана, топливом чужих жертв; те, кто жертвует сам, возможно найдут в моих рассуждениях даже что-то полезное).

История с жертвами «московского дела» до боли напоминает процессы конца 19-го — начала 20-го века; конечно, не те процессы, на которых судили террористов, а другие, которых было на порядок больше, хотя в книжках про них написано меньше.

Там тоже были студенты, горящие сердца и светлые головы, вольнолюбивые речи, мечты о другой России, и все это на фоне такой же «экономической стабильности» (и даже лучше — ВВП тогда рос), таких же ломящихся магазинов и полных ресторанов в столицах, такой же коррупции, такого же засилья силовиков, такого же черносотенного угара патриотизма и тотальной сервильности забитых чиновничков из числа судейских. Власть и тогда и сейчас была бесстыдна — и именно это ее свойство определяло (и сейчас определяет) ее поведение. Тех студентов тоже били жандармы, их исключали из университетов, забривали в солдаты (тогда это было не детское приключение на 1 годик, как сейчас, а штучка посерьезнее), отправляли на поселение, в ссылку, в тюрьмы.

Читайте также: «Это все превратилось в политику». Студенту ВШЭ Егору Жукову дали три года условно

Силовики тогда тоже выступали за наказание построже (сколько было разговоров о телесных наказаниях в университетах, как будто тогда Россия заглянула в лицо себе самой из 17-го века), прогрессивная общественность ужасалась и негодовала, студенты шли по проложенной им властью дорожке через улицу, ссылку, каторгу, эмиграцию — от вольнодумства и вольных речей к политической борьбе; их взгляды конкретизировались: от идей свободы, равенства и братства кто-то приходил к идеям конституционной демократии, кто-то к идеям коммунизма, кто-то — анархии; одни боролись за всеобщее избирательное право, другие — готовили бомбы, грезили вооруженным восстанием и в ожидании революции грабили почтовые дилижансы.

Власть так активно боролась с вольнодумцами, что они волей-неволей объединялись в активную массу; власть так активно вытесняла их из легального поля, что они волей-неволей стали вести борьбу нелегальными методами.

Власть сама создала себе огромный отряд врагов, вынужденных с этой властью бороться не на жизнь, а на смерть. Некоторые из этих студентов не дожили до революции: они убивали и грабили «власть», власть их убила в ответ; некоторые из доживших возглавили революции (и первую, и вторую); множество их бросилось в революцию, как в спасение страны. Все они мечтали о России «с ответственностью и любовью»; все они радостно шли навстречу «трудностям, подчас невыносимым»; все они говорили что-то типа: «Все твои близкие умрут, все твои планы нарушатся, тебя будут обманывать и бросать, и ты никуда не убежишь от смерти. Жизнь — это страдания, cмирись с этим. Но, смирившись с этим, смирившись с неизбежностью страдания, все равно взвали свой крест на плечи и следуй за своей мечтой. Потому что иначе все станет только хуже. Стань примером. Стань тем, на кого можно положиться. Не подчиняйся деспотам, борись за свободу тела и духа. И строй страну, в которой твои дети смогут стать счастливыми». Возможно, многие говорили это не вполне искренне — но говорили все!

Лев Троцкий вышел из этих студентов; Владимир Ульянов вышел из этих студентов. Да, таких как Троцкий или Ульянов среди этих студентов было, наверное, меньшинство — многие были чистыми, честными, смелыми, сильными, ответственными и готовыми любить.

И вот случилось так, что в результате их многолетней борьбы то, о чем они мечтали, свершилось — вдруг власть оказалась у Троцкого и Ульянова, а им, чистым и честным, достались голод, тиф, смерть на войне (на которой они оказались поровну с разных сторон), а самым удачливым — нищета, тяжелая работа и смерть в сталинских лагерях.

Случайность ли это? Была ли судьба России несчастным случаем? Нет, конечно. Не чистые сердца определяют будущее стран, а экономические условия и устоявшиеся системы отношений. Лев Толстой был совершенно прав: не личности делают историю, а история рекрутирует тех личностей, которые подходят под диктуемые ей роли. Законы истории не поменялись за 100 лет. Да, российская власть, променявшая свое будущее на стабильность в настоящем, доведет страну до радикальных перемен. И, возможно, именно Егор Жуков со товарищи и такие же как они романтичные честные ребята будут впереди толпы, идущей к переменам. Но когда проломится лед, возможно, не эти ребята получат власть в стране, в которой общество бесконечно воспроизводит квази-феодальную пирамиду и жаждет насилия над собой и над другими.

Найдутся более быстрые, сильные, беспринципные, готовые стать драконом вместо убитого дракона. А чистые опять станут топливом их костров.

Да и что есть чистота? В своей речи Егор апеллирует к христианским ценностям. Он прав, насмешкой выглядит попытка власти объявить себя носителем христианской идеологемы. Но и то, что звучит в речи Егора, имеет мало отношения к христианству. Сын Божий сказал: «Царствие мое не от мира сего». Сказано это не потому, что Сын Божий имел другую повестку дня и не хотел возиться с «сем миром» — это сказано потому, что только так и может быть: наш мир, мир страха, агрессии, политических козней, популистских интриг, бесконечного выбора из двух зол, самообмана и смерти не может быть христианским. Христианские ценности не коллективны, они строго индивидуальны. И уж точно в них не входит «ответственность» — вот и сам Сын Божий ответственность с себя снял; умер на кресте за человечество, но отвечать за него отказался. «Ответственность» — мать насилия. Я отвечаю, я знаю как надо, я вас научу — и, в конечном счете, заставлю.

И Троцкий, и Ленин знали, как надо. И нынешние в Кремле — знают. Знает и Егор.

Егор Жуков хочет ответственности и любви. А кто их не хочет? У Егора Жукова есть убеждения. Правые убеждения, надо сказать, что мне сильно импонирует — я сам по убеждениям «правый». Я не очень-то люблю «левых», и свою позицию готов отстаивать. Егор Жуков — будущий политик, он и сейчас политик, он не стесняется выступать публично, делает это хорошо поставленным голосом, его речь великолепна, образна, мотивирует и заставляет поверить. Увы, делает он это хорошо известными нашей сегодняшней официальной пропаганде способами. Посмотрите его ролики — ну хотя бы про феминизм. Да, Егор умный, он читал Петерсена и даже приводит фрагменты из его выступлений.

Только вот Петерсен ведет себя крайне корректно, оперирует фактами, спорит как ученый. А Егор с легкостью перенял тон трэш-видосиков «А сейчас, пацаны, я расскажу вам, как все на самом деле…». Егор обличает феминизм. Для этого он показывает карикатурные кадры (нашел где-то пару сумасшедших теток) и выдает их за истинных феминисток. Ну что ж, демократов так тоже изображать умеют, дело нехитрое. Егору 21 год, но левых по убеждениям людей он снисходительно называет «левачки». Ну а что — правда же они дурачки и козлы, в отличие от Егора? А еще Егор нам всем объясняет историю марксизма (а заодно и экономические тезисы Маркса), а также — как сильно изменился капитализм, почему и что будет дальше. Не беда, что у Егора в голове каша из исторических и псевдоисторических данных, понятий и идей — главное, что он убедительно доказывает (нет, конечно, на самом деле просто безапелляционно заявляет), что левые — придурки, феминисты и борцы за права меньшинств — еще глупее, и вообще они все какие-то клоуны, ей богу.

Как это доказать убедительнее всего? Да просто запустить реплику феминистки ускоренно — она будет так прикольно пищать, что все сразу поймут: дура дурой! Интересно, любит ли Егор левых? Берет ли он на себя ответственность за правдивость своих слов? А за диалог между различными людьми? Стал бы Петерсен снимать ролики, унижающие и высмеивающие оппонентов?

Время пройдет, Егор вырастет в настоящего политика; его подельники выйдут из тюрем и тоже станут политиками — а что им еще оставляет нынешняя власть? И однажды ситуация в стране поменяется, что-то произойдет, и прорвется нарыв, и наступят перемены. Бесстыдная власть уйдет, а на смену ей придут те, кто сегодня, как Егор, готовы бороться. И вот тут мне очень хочется верить, что Егору хватит времени и сил почувствовать стыд за то, насколько старыми методами он в молодости пытался строить новое будущее, стыдно за эти ролики, брызжущие нетерпимостью, стремлением оскорбить, самоуверенностью и популизмом. Если да — из него получится хороший политик для будущей России. Если нет — значит в стране ничего не изменится.